Конвейер смерти
Шрифт:
— Гриша! В чем дело? Мне сегодня не надо на подъем бежать! Очередь зампотеха! Просмотр такого хорошего сна сорвал! Пляж, девки, солнце, шампанское!
— Тебе сейчас будет не до шуток! Вставай быстрее! Сержанта Алаева застрелили, — буркнул Артюхин.
— Алаева? Минометчика?
Холодный пот прошиб меня насквозь. Черт побери! Побыл замполитом батальона одну ночь. Сегодня могут уже снять. Проспал должность…
Артюхин продолжил рассказ:
— Он был дежурным по минометной батарее. В рейд не ходил, казарму охранял. Утром пришел со сторожевого поста у казармы сдавать оружие Рахманкулов.
Я мгновенно натянул форму, и мы побежали к минометчикам.
По казарме ходил, пиная табуретки и громко ругаясь, полковник Рузских, заместитель командира дивизии. Рузских являлся старшим группы офицеров дивизии по подготовке городка к показу, поэтому он нервничал. ЧП в полку, и он вроде бы частично виноват в этом происшествии. А какая его причастность и вина? Никакой!..
Следом за полковником туда-сюда, ходил командир полка в огромных солнцезащитных очках-блюдцах. Последними явились замполит Золотарев и полковой «контрик», подполковник Зверев. Оба были растеряны и сильно помяты. После ночной попойки лица у них распухли, а вокруг распространялся крепкий запах перегара.
Особист полка — колоритная фигура! Спирт пил стаканами, а из закусок отдавал предпочтение хорошей русской водке.
Однажды зам по тылу Ломако скрутил гепатит. Когда его на носилках несли в санитарный «уазик», он, поманив пальцем Муссолини, простонал:
— Женя, под моей кроватью стоит канистра со спиртом. Береги ее как зеницу ока!
На что замполит-два ответил:
— Выздоравливай, Виктор, не беспокойся! Сохраним!
Оба политических руководителя (Муссолиев и Золотарев), командир полка, Зверев, а также их заезжие друзья-приятели три недели радовались жизни. Счастье закончилось с последней каплей алкоголя. Когда Ломако вернулся из инфекционного госпиталя и заглянул в горлышко канистры, то с ужасом обнаружил, что спирта нет.
— Женя, а где спирт?
Муссолини разгладил усы и, хитро ухмыляясь, ответил:
— Васильич, ты канистру не закрыл. Наверное, забыл в горячке болезни. Она возьми и высохни. Я вчера приподнял ее, а там спирт на донышке плещется. Усох, зараза! Лучше бы выпили, чем так бездарно добро пропало!
…Большую часть того спирта поглотил контрразведчик.
Мы с Артюхиным не стали приближаться к командованию, а встали у входа, разглядывая мрачную картину.
Сержант лежал ногами к оружейной комнате, а головой упирался в тумбочку дневального. Вокруг затылка образовалось широкое кровавое пятно. Над телом склонился начмед Дормидович, и после недолгих манипуляций он грустно вздохнул, констатируя:
— Мгновенная смерть!
— Где этот стрелок? Какого он призыва? — спросил Артюхин у командира батареи.
— Рахманкулов? Молодой солдат… — ответил Степушкин. — Только прибыл с пополнением.
— Над ним издевались? Неуставняк? Что тебе известно, Виктор, из всей этой истории? — посмотрел я с тоской на Степушкина. — Отчего он стрельнул?
— Да
— Куда девали недоумка — снайпера? — переспросил Артюхин.
— В особый отдел забрали. Его допрос ведет Растяжкин, — уныло ответил капитан.
Медики уложили тело сержанта на носилки и унесли в медпункт. К нам подошел злой и угрюмый Подорожник, и все замолчали. Он хмуро посмотрел на лужу крови, огляделся вокруг и сказал:
— Степушкин! Кровь убрать, оружейку проверить и запереть! Офицерам и старшине батареи написать рапорта о происшедшем. Доложить кому что известно. Ответственному по казарме во время происшествия, лейтенанту Прошкину, прибыть ко мне в кабинет.
В штабе Прошкин пояснил:
— До подъема ночь прошла спокойно. Солдаты после дороги устали, и отдыхали. Никаких инцидентов не было. В полшестого утра лейтенант отправился в штаб к дежурному по полку и на ЦБУ (помимо ответственного по батарее, он был дежурным по артиллерии). В это время и случилось несчастье.
Подорожника, меня, Артюхина и Степушкина вызвали к Филатову.
В кабинете за длинным столом сидела «инквизиция»: Рузских, «кэп» «особисты», оба замполита полка. Закрывая большой стол, лежала развернутая карта Кабула и план полка. Рузских хмурился и был явно удручен случившимся.
— Через две недели прибывает комиссия и подобное происшествие нам ни к чему. Для гражданских министров узнать о расстреле будет шоком. Необходимо обставить события, как можно, приличнее. Ваши варианты? — спросил Рузских.
Мы переминались с ноги на ногу, и чувствовали себя отвратительно.
— Может быть, обстрел позиции? — подал я несмело голос.
— Ростовцев, какой на хрен обстрел, если в голове пуля от АК-74? — возмутился Филатов. — От казармы до кишлаков больше полутора километров. Не долетела бы.
— За парком до сих пор стоит полковая колонна. Технику вечером заправляли топливом. В принципе, если бы его убили там, то можно было бы рассчитать необходимую траекторию выстрела, — неуверенно продолжил я.
— Так-так. Давайте развивайте свою мысль. Думайте, начальники! — поторопил нас полковник.
— А если сержант пошел проверять дополнительный пост у техники? — выдвинул свою версию Артюхин.
— Он дежурный по батарее, вот и направился осмотреть технику и охрану, — робко высказался Степушкин.
— Хорошо. Уже почти хорошо! — воскликнул замкомдива. — Где колонна? Сколько до Даруламана?
— Оттуда метров четыреста до ближайших афганских строений. Теоретически, могли из развалин пальнуть… Могли от заграждений из колючей проволоки, — поддержал версию Подорожник.
— Как на схеме это выглядит? — еще больше заинтересовался Рузских, и «полководцы», тесня друг друга, склонились над планом.
После замеров, подсчетов начальство принялось оживленно обсуждать предполагаемый официальный сценарий для проведения следствия. Замполит полка-один Золотарев махнул рукой, чтоб мы скрылись с глаз. Когда он появился перед нами через полчаса, последние детали были уже уточнены.