Конвейер смерти
Шрифт:
— Наверное, это «сфера» комэска. «Правак» сгорел вместе с шлемаком. Видимо, когда летчик выбросился через свою форточку, он и укатился вниз, — предположил я.
— Расстреляем или сожжем? — спросил Шапкин.
— Нет, Сашка, не расстреляем! Привязывай шлем к мешку, понесешь домой. Будет сувениром. Я его над койкой повешу.
— А почему я? — запротестовал сержант. — Может, сразу заберете?
— Сержант, ты постоянно свои проблемы пытаешься превратить в мои!
— Какие же это мои? Мне эта кастрюля даром не нужна. Лишний вес!
— Отставить разговорчики! — гаркнул я. — А ну, продолжай зарабатывать «очки» на орден!
— Ну, если дадут орден Красной Звезды, то тогда другое дело! —
К нам подошел огромный, как монумент, взводный минометчик Волчук. Для этого офицера Панджшер был первым рейдом. Он еще не освоился на войне, таращил глаза и всему удивлялся.
— Ребята, я с собой взял в горы фотоаппарат! Может, снимемся на память?
— Конечно! Если пленка имеется — фотографируй! — обрадовался Хмурцев. — Только не испорть кадры!
Офицеры принялись позировать на фоне огня и дыма, надевая по очереди гермошлем то у разбитой кабины, то у перевернутого днища. Пленка закончилась быстро. «Духи» молчали и наша наглость сошла нам с рук. Наверное, мы им порядком надоели, или, что скорее всего, они ожидали другую, более ценную добычу. Ведь за сбитый вертолет стрелок получит миллион афганей, а за наши жизни и сотни тысяч не дадут.
Комбат сидел в заново отстроенном СПСе с задумчивым видом. Он прихлебывал из большой алюминиевой кружки чай и о чем-то рассуждал с Сероиваном.
— Ну, шо, замполит, проголодался? — встретил мое появление Подорожник. — Сидай, гостем будешь. Покуда ты по ущелью скакал, воевал, трофеи собирал, фотографировался, я нам крепость выстроил! О тебе позаботился, костерок развел, чаек сварганил. Гляди, земляк, — обратился он к Сероивану, — нахлебник явился! Вместо того чтобы быть комбату «ридной мамою», меня бросил и бегает в войну играет!
— В смысле? — удивился я.
— В прямом! Я тебе шо казал? Сходить, посмотреть, как там дела, отправить вниз людей на выручку. А ты шо сделал?
— Что я сделал?
— Сам поперся, героя из себя изображаешь.
— Я никого не изображал. Шкурдюк сидел еле живой, отходил от шока, а бойцы морды в землю и ни шагу в сторону. Это был тот самый, пресловутый личный пример. Чтоб комбат не говорил: мол, у замполитов стиль работы «делай, как я сказал», а я не болтаю, а делаю.
— А в результате мы могли тебя потерять. Был шанс стать еще раз Героем Советского Союза. Но посмертно!
— Спасибо за ласку и комплементы, — усмехнулся я.
— Не за что. Вот тоби кружка, вот чайник, сахарок — пара кусков, угощайся. Сидай, не стесняйся.
— А я не стесняюсь, — ответил я и устроился с противоположной стороны, чтобы табачный дым не несло в лицо.
Желудок громко заурчал, напомнив, что с утра в него не попало ни грамма съестного. Я вынул из мешка суточную норму маленьких баночек, вскрыл, подогрел и принялся уплетать.
— Ну, проглот! Ох, ты и жрать горазд, комиссар! — улыбнулся Подорожник.
— Василий Иванович! Я сегодня туда-сюда, на дно ущелья, три раза спускался. Кроссовки полностью разбил. Сил нет совершенно. Ем впервые!
— Ешь, я шучу! А если бы обулся в сапоги, то и не сбивал бы кроссовки. Никак ты не расстанешься с анархией!
— Если бы у меня были такие же, как у вас, товарищ подполковник, австрийские ботинки, я бы в них бегал. А в отечественных «говнодавах» не возможно ходить. Ноги через час отвалятся или в кровь сотрутся.
Я быстро умял дневной рацион и задумался. Почесался, пошевелил пальцами ног, отдыхающих без обуви, шаркнул пятками по гладкому камню. Затем пару раз зевнул и решил прикемарить.
— Эй. Эге-ге! Комиссар, а политинформация командиру? — прервал мой сон комбат. — Ты кто у нас по должности
— О чем говорить? О внутренней или внешней политике? Можно об армии. Докладываю: грядет очередная перетряска армейской верхушки. Язов производит смену старого руководства на новое. У меня в мешке свежая газета «Красная звезда» с новыми назначениями генералов. Дать почитать?
— Хм-м. С новым министром, Никифор, я, можно сказать, лично знаком, — усмехнулся Подорожник. — Видел его, как тебя, и за ручку здоровался! В ту пору я служил в Среднеазиатском округе, в гнусной «дыре» возле озера Балхаш. Где только не побывал по молодости… Прошел все убогие гарнизоны, начиная от Эмбы! Как вспомнишь, так вздрогнешь. Я тогда командовал ротой. Приехал в наш полк проверять нас Дмитрий Тимофеевич. Он тогда командовал округом. Ох, он и матюжник! Настоящий фронтовик! Выстроили полк на смотр, генерал прохаживается вдоль строя, осматривает внешний вид офицеров. Рядом со мной в одной шеренге стоял капитан Порфирьев. Не офицер, а бесценный кадр! Древний, как помет мамонта. Каждый день за воротник поллитрушку закладывал. Подходит к нам командующий, я ему представился. Генерал поздоровался, пожал руку и поравнялся с Порфирьевым. Тот докладывает: «Капитан Порфирьев, помощник начальника штаба полка». Генерал улыбнулся, сочувственно похлопал капитана по плечу. Было от чего расчувствоваться: перед ним стоял офицер, седой как лунь, в выгоревшем кителе, с лицом землистого цвета, испещренным глубокими морщинами. Вояка! Службист! Язов взглянул на него и окончательно расчувствовался: « Ну, что, дружище, давно, наверное, капитаном? Устал уже в этом звании?» Эти слова генерал произнес, машинально сняв с головы капитана фуражку и проверяя наличие ниток и иголок. А Петя Порфирьев в ответ прохрипел: «Никак нет! Не долго. Долго был майором!» (Петю месяц назад сняли с должности и разжаловали до капитана.) Язов посмотрел на Петра, плюнул в сердцах на плац и швырнул об асфальт выцвевшую повседневную фуражку. Больше Язов ни с кем не разговаривал и никому не сочувствовал. Такое мое знакомство с министром.
— Знакомство довольно «шапочное». Вам, Василий Иванович, не досталось за компанию? Вашу фуражку не топтали? — съехидничал я.
— Ты посмотри, Сероиван, как осмелели молодые офицеры? Еще вчера Никифор и слова против сказать не смел! Бледнел при разговоре со мной, не перечил. А теперь он подшучивает над комбатом. Ладно, прощаю, плоские шуточки, отпущенные в мой адрес. Но исключительно, учитывая героические заслуги. Иди спи, вояка.
Итак, что мы имели в этом почти безнадежном положении. Вокруг, как минимум, на пятнадцать километров одни «духи». Первая и третья роты где-то гораздо ниже по руслу реки. До базы десантников в Анаве топать еще дальше. Моджахедов вокруг тьма и как выбраться из этой ловушки? Западня какая-то. Впереди, справа и слева — огневые точки мятежников. Сзади «бородатые» пока не стреляют. Пока…
Но кто знает, что будет дальше? Людей для самостоятельного выхода из окружения мало! Десять офицеров, пара прапорщиков, тридцать сержантов и солдат.
Итого: сорок два ствола или штыка. Не густо…
Глава 11
Ловушка
Четыре высотки, на которых мы разместились, запестрели демаскирующими бело-серыми флагами. Это бойцы сушили на солнышке портянки. Куски материи, прижатые по краям камешками, реяли, словно пробитые шрапнелью и обожженные порохом боевые штандарты. Дух, который они источали, мог сбить с ног даже скунса. Этот «постмодернистский натюрморт» вызывал ощущение надвигающейся катастрофы.