Конвой. Схватка без правил. Возвращение не предусмотрено. Ультиматум
Шрифт:
– Сквалини, Петрике! – позвал лейтенант двух самых метких метальщиков фанат.
Оба солдата пробрались к Фиммару. У Сквалини под налокотником оказалась окровавленная повязка.
– Это правая рука? – поинтересовался лейтенант.
– Да, сэр, но я левша.
– Точно, – вспомнил Фиммар. – Левша. Набросайте двадцать гранат по всей передней линии.
– Хорошо, сэр! – кивнул Петрике.
Однако в этот момент послышался ужасающий рев, и, подпрыгнув на бруствере, словно на трамплине, в воздух взмыли два рейдера. Они летели, словно сказочные
Сам Фиммар тоже оказался полупогребенным на дне окопа. Его ноги были придавлены пластом сырого грунта, однако никаких повреждений он не чувствовал.
Над головой потрескивала горячая броня рейдера, движки тяжело перелопачивали воздух, а лейтенант Фиммар кричал что есть мочи, надеясь, что его услышит Шомберг, но тот его не слышал. Не слышал, однако понимал, что нужно делать.
32
Чужая жесткая рука сдавила Нику Ламберту грудь, да так сильно, что он едва успел проснуться. Костлявая ладонь буквально впечатывала его в жесткую кровать, надеясь, что Ник так и не сумеет подняться, однако, ощутив спазм черной пустоты, Ламберт запаниковал и рванулся вверх всем своим существом.
В глаза резанул свет потолочного светильника, а от толчка с тумбочки упали часы.
– Что со мной? – вслух произнес Ник и почувствовал, что голос какой-то чужой и хриплый.
Ощущение тяжести на груди понемногу исчезало, однако сердце продолжало бешено колотиться.
На ослабевших ногах Ник поднялся с постели и, подойдя к холодильному шкафу, достал фруктовую колу. Он сделал несколько глотков, и это помогло ему увидеть предметы резче, а потом и вернуться к нормальному бытовому анализу.
«Наверное, я немного приболел, раз чувствовал такую тяжесть и этот жар… Кажется, мне что-то даже приснилось… Что-то такое…» Ламберт пытался сосредоточиться на воспоминании, но информация о непонятном сне ускользала.
– Что же это было? – произнес Ник и тотчас вспомнил.
– Война! Мне приснилась война! – громко повторил он и в волнении заметался по каюте. Чувство острого беспокойства не отпускало его.
Наскоро надев обмундирование и зачем-то пополоскав рот, Ламберт выскочил в коридор.
В коридоре было тихо. Только привычно гудели стены, вторя монотонным циклам маршевых двигателей. Тусклое дежурное освещение словно нехотя выделяло элементы корабельных конструкций, и оттого этот длинный коридор казался продолжением сна Ника Ламберта.
Желая разрушить эту сонную паутину, Ник громко откашлялся и сильно хлопнул дверью. Где-то рядом оборвалась мелодия. Пока она звучала, Ник ее не слышал, но, когда ее не стало, он сразу почувствовал это отсутствие.
Двинувшись в сторону грузовых трюмов, он обнаружил одного их охранников Ламброзо. Это был старый знакомый – Ричи, который из-за обострения бобовой лихорадки едва не пристрелил Ника в самом начале
– Сэр? – смутился Ричи и поднялся, прижимая к себе старую гитару.
– Это вы играли? – спросил Ник.
– Да, сэр, – потупился охранник.
– Что это была за мелодия?
– Я сам сочинил. Называет «Бобовый блюз».
– «Бобовый блюз»?
– Да, сэр. Хотите послушать?
– Ну, – Ник неопределенно пожал плечами и огляделся. – Хорошо, пару куплетов я послушаю.
Ричи улыбнулся и, снова усевшись на пол поближе к теплым силовым кабелям, начал наигрывать вступление.
Растут бобы на даче, Растут бобы в лесу-у: Я рву бобы и плачу Постигнуть их хочу-у-у: Я плачу:– Спасибо, Ричи, – остановил исполнителя Ник.
– Это еще не все, сэр, там дальше…
– В следующий раз, Ричи. Скажите лучше, что говорит врач о течении вашей болезни.
– Вы знаете, сэр, – неуверенно начал Ричи, размышляя, стоит ли сообщать об этом капитану-пилоту. – Короче, сэр, док хранит в письменном ящике бобовый концентрат. Я сам видел…
«Еще и врач», – вздохнул Ник, однако не подал виду, что это его волнует.
– Ладно, играйте свой блюз, а у меня еще дела, Ричи.
– Спасибо, сэр. Спокойной ночи…
Оставив блюзмена, Ник отправился в капитанскую рубку, где дежурили помощник Уиллис и штурман Быковский.
Появление капитана-пилота было для них полной неожиданностью, и Уиллис, удивленно приподняв брови, отложил в сторону глянцевый журнал, а Быковский замер, ухватившись руками за огромный пластилиновый пенис, который был уже практически вылеплен.
– Что это у вас, штурман? – строго поинтересовался Ник.
– Э-э… сэр… Пусть вас это не удивляет. Дело в том, что это мой пятьсот сорок девятый пенис..
– Это число должно мне что-то объяснить? – не понял Ник.
– Ну… – Быковский затруднялся ответить и расеянно постукивал по столу пластилиновым пенисом.
– Это его терапия, сэр, – пришел на помощь Уиллис. – Такую шутку сыграл с ним его сексопатолог.
– Да, сэр, – тут же подключился Быковский. – Дело в том, что у меня проблемы… ну.. мне кажется, что у меня слишком маленький… И, чтобы преодолеть этот комплекс, доктор Лившиц прописал мне ваяние пенисов в количестве тысячи штук…
– Сколько-сколько?!! – не поверил Ник.
– Тысяча, сэр. Тысяча воплощений желаемого образа.
– А это, значит, уже пятьсот сорок девятый?
– Да, сэр, но работа предстоит еще большая.
– Что у нас с обстановкой, Джек? – обратился Ламберт к Уиллису, чтобы сменить тему.
– Да все нормально. Вот только час назад майор Бусс разнес какой-то объект. Я его запросил, а он ответил, что это спутник Треугольника.
– Через сутки с лишним проходить их территорию, а он заранее нарывается, – пробубнил Ник и сел в кресло дежурного.