Координаты неизвестны
Шрифт:
— Видать, Грише Холупенко захотелось позабавиться, малость огоньком попыхать! — и уже наставительно добавил: — Нет, парень, война — не забава! Тут все с умом надо делать.
— А я с умом и хочу! — вдруг раздался из темноты басистый голос Холупенко. Он тоже прибежал на переезд. Обращаясь к командиру полка, он добавил:
— Да шо вы, товарыш командир, вы ж не подумалы, що эшелон иде з Германии?
— Уй, уй! — поддержал француз. — Вест, Вест, нах Остен! Уй, уй! Комарад Холлюпенько аве резон! Иль э прав! [7]
7
Товарищ
— Що герману соломы да сина не хватае у нас на Украини? — вновь загорячился Холупенко. — Не-е! Тут щось таке не то… Эшелон иде на хвронт и, бачьте, з соломою!..
Холупенко рассказал, что хотел скинуть тюки с одной платформы, посмотреть, не скрыто ли за ними чего, но сделать это не удалось; тюки крепко-накрепко связаны стальной проволокой.
Кто-то попытался пошутить, надеясь доставить этим удовольствие командиру полка, но тот вдруг сказал:
— А ведь верно! Ну-ка, быстро поджечь солому на одной платформе!
Холупенко со вторым номером и француз сломя го-лову умчались к составу. Но вскоре второй номер вернулся.
— Не горит — выпалил он, едва переводя дыхание.
— Как это не горит! — удивился Томов. — Солома да чтобы не горела?
— Вот так, товарищ старший лейтенант, не горит и всэ! От хоть што делай, а нияк не запалимо! Холупенко казал, шо треба бензину прислаты…
Группа разведчиков с канистрами, наполненными горючей смесью, побежала к составу. Один из них вскоре вернулся и взволнованно доложил:
— И горючее не помогает! Должно быть, солома чем-то пропитана. Не горит — и точка…
— Да ну! — скептически заметил один из партизанских ездовых. — Что ж, немцы-то кормят своих коней не соломой, а чугуном?
Но Томов понял, что дело не шуточное, что враг неспроста применил такую искусную маскировку. Немедленно к составу были посланы минеры с взрывчаткой, и вскоре раздался взрыв. Опять потянулись минуты томительного ожидания, наконец послышался топот бегущих людей. Еще не добежав, два минера, перебивая друг друга, закричали:
— Под соломой танки!
— Большие, с длиннющими стволами…
— Свеженькие! Таких не видывал!
— Взрывчатки надо еще, да побольше!
Теперь к составу бросились все, кто тут был. Под руками не было саперных ножниц. С большим трудом партизаны перерезали стальную проволоку, густой сеткой стягивавшую тюки сена и соломы, которыми со всех сторон были обложены танки. Тюки сбросили на землю… И двадцать две новенькие машины неизвестной марки предстали перед партизанами во всей своей зловещей красе.
— Вот так штука, братцы!
— Ну и Холупенко!
— Кто это говорил, что воевать надо с умом? То-то и оно, что с умом!
Принялись за дело минеры. Один за другим следовали взрывы. Вскоре вся фашистская техника была превращена в лом и валялась вместе с изуродованными платформами в грязи вдоль полотна железной дороги.
Это были первые
В прекрасном настроении возвращались Томов и другие партизаны на переезд, когда вдруг обнаружилось, что к хвосту первого состава подходит вражеский бронепоезд. Очевидно, грохот взрывов докатился до гитлеровцев, и они не замедлили выслать подмогу.
Немедленно в ту сторону бросились партизаны. За ними побежали Томов, Холупенко и Жан-Пьер. А колонна дивизии все еще не миновала переезд. Поток подвод казался бесконечным. Еще издалека бронепоезд открыл огонь из минометов. На переезде образовалась пробка, а подходили все новые и новые подразделения партизан.
Бронепоезд приближался медленно. Впереди паровоза катилось несколько платформ, груженных балластом.
Партизаны, находившиеся в заслоне, не спешили открывать огонь. Бронепоезд, методично постреливая, приближался к хвосту состава ортскомендатуры.
В этот момент заговорили пушки и противотанковые ружья партизан.
Бронепоезд затормозил.
Нужно было спешить, начинало светать. А если до полного рассвета немецкий бронепоезд не будет уничтожен, батальону не сняться с позиций, да и артиллерию не увезти.
В еще худшем положении оказалась часть колонны, которая осталась по эту сторону магистрали. Там из вагонов состава ортскомендатуры вдруг послышались крики женщин и детский плач.
Несмотря на огонь бронепоезда, несколько разведчиков отважились подобраться к вагонам. После невероятных усилий им удалось сбить замки на дверях. В вагонах стояли напуганные и невероятно исхудалые женщины и дети. Сквозь шум боя отчетливо слышались слова:
— Спасите, милые! — кричали они. — Товарищи, родные!
Оказывается, только когда рассвело, эти люди поняли, что состав остановлен партизанами. Вот тогда-то они подняли крик.
Разведчики, не теряя ни минуты, стали помогать женщинам выбираться из вагонов, брали ребят на руки и ползли с ними в зону мертвого пространства. С бронепоезда это заметили и перенесли огонь одного пулемета на эшелон. Фашистские бандиты стреляли точно: несколько женщин и партизан с малышами на руках упали. Подойти к ним оказалось невозможно. Стоило кому-нибудь сунуться к насыпи, как тут же земля вдоль полотна покрывалась вспышками от разрывных пуль. А у приоткрытых дверей вагона, сбившись в кучу, еще толпилось несколько испуганных ребятишек. Они что-то кричали. Особенно надсадно кричала белокурая девочка лет пяти. По произношению нетрудно было понять, что она из Белоруссии.
— Ратуйте, дядзеньки!.. Родненькие, возьмите и меня!..
Душа разрывалась у партизан от жалобного голоска девочки.
Вдруг за спиной партизан раздался дружный артиллерийский залп, затем еще и еще. Это открыла огонь дивизионная батарея, высланная на помощь заслону. У всех отлегло от сердца. Но пушки били с закрытых позиций, и попаданий было мало: то перелет, то недолет. А бронепоезд, не переставая, извергал буквально шквал огня.
Положение партизанского заслона становилось тяжелым.