Копи царицы Савской
Шрифт:
– Здесь, видать, домовик поселился, – объяснил толстяк. – И балует! Раньше хозяев местечко облюбовал.– А ну тихо! – опять насторожился Игореха.
Он испуганно замолчал и бросил карты на стол. Послышался скрип. Парень потянулся за пистолетом.
– Ты входную дверь запер, когда бутылку из машины брал?
– Кажись, запирал...
– Пойду, блин, проверю, – прошептал Игореха, досылая патрон в патронник.
– Только не шуми понапрасну.
– Не учи ученого!
Игореха крадучись выскользнул в темный коридор. Гога проглотил остатки водки в стакане
В коридоре напарник задел ногой пустую банку изпод краски, и та громыхнула. Парень ойкнул от неожиданности – эхо подхватило его испуганный возглас. Гога сдержал смешок. Трусоват Игореха, поджилки слабые... сам себя стращает.
Прошло несколько минут, а напарник не возвращался. На диване валялся его отключенный мобильный. Предосторожность, на которой настоял толстяк. Из холла раздался звук, как будто упал мешок с мусором. Игореха, похоже, опять обо что-то споткнулся – отходы были повсюду: обрезки гипсокартона, доски, обломки плитки, мотки проволоки. В темноте немудрено ногу подвернуть или растянуться.
Внутренние работы в коттедже были приостановлены по причине денежных затруднений у хозяев. Какие-то проблемы с кредитами. Правда, основные коммуникации успели подвести, оштукатурили стены, подшили потолки, вставили двери и окна. А главное – в доме соорудили глубокий подвал. Гоге повезло, что бывший кореш Игореха устроился здесь охранником. Они случайно встретились, решили возобновить дружбу. Ни одна живая душа не стала бы искать Гогу в этой глуши...
«Хозяева сюда часто наведываются?» – первым делом спросил он у Игорехи.
«Не-а. Они вообще типа в бега подались. Пока банк их трясет за кредит, не появятся!»
«Кто ж тебе платит?»
«Дали наперед за полгода... а там видно будет... У них тут стройматериалов на кругленькую сумму осталось. Без охраны растащат, блин!»
«Собака твоя?»
«Ихняя! Типа специальную школу проходила... еле приучил к себе. Злобная псина! Видит, что я ее кормлю, вот и признала за своего. А то я эту зверюгу из вольера не выпускал. Боялся!»
Игореха оказался на мели и охотно согласился подзаработать. Хлипкий из него получился подельник, ну да другого искать было некогда.
Стойкий запах цементной пыли, шпаклевки и краски сначала докучал Гоге.
«Ничего, принюхаешься, – успокоил его Игореха. – Я уже почти не замечаю. Не выветривается, блин! Зимой все закрыто было, закупорено. Я в подвале жил, топил электрокамин... там стены типа не промерзают».
«Однако где его носит так долго? – подумал толстяк и с сожалением поднялся с продавленного дивана. – Пошли дурака Богу молиться...»
Второго пистолета у сообщников не было. Поэтому Гога вооружился куском арматуры и выглянул в коридор. Свет решил не зажигать: лампочки в гостиной хватало, чтобы видеть на несколько метров вперед. Пусто... вон и банка перевернутая валяется. А Игореха, видать, во двор вышел.
Коридор вел в большой
Гога выругался про себя, достал карманный фонарик. Не хватало еще грохнуться и набить шишку. Тонкий белый луч лег на пол. Толстяк оторопело попятился...
Игореха лежал на грязном полу, навзничь, раскинув руки и неловко подогнув одну ногу. Пистолет выпал и валялся рядом. Гога стоял, затаив дыхание. В тишине было слышно, как шумят во дворе березы... Ничего не происходило. Он сделал пару осторожных шагов, опустился на корточки и дотронулся до запястья приятеля. Пульс слабый, но бьется... Наверное, падая, Игореха ударился головой о ящики. Недотепа! Что теперь с ним делать?
Этот невысказанный вопрос был последней мыслью, после которой на затылок толстяка что-то обрушилось, и его сознание померкло...
Португальская торговая колония Софала в Южной Африке. XVI век
Монах-доминиканец не удивился, когда его посреди ночи позвали к умирающему. Африканский климат для европейца тяжелое испытание. Людей косит ненасытная лихорадка, да и здешняя пища оставляет желать лучшего.
Монах молча отправился за провожатым к жилому зданию внутри форта. Привозного камня не хватало, и все постройки, кроме самой крепости и торговой фактории, сооружались из дерева.
– Он хочет исповедаться, – сообщил монаху провожатый. – Говорит, что не дотянет до утра. Ты готов выслушать его?
– Это мой долг.
– Если боишься заразиться, не подходи близко.
– Негоже слуге Господа трепетать от чего бы то ни было. На все Его воля...
Монах толкнул дверь и оказался в маленькой комнатке, освещенной огнем свечи. Умирающий лежал на спине, дыхание с хрипом вырывалось из его легких. Он был в беспамятстве.
– Видишь, господину совсем худо...
– Оставь нас, сын мой, – обернулся монах к провожатому.
Тот послушно скрылся за дверью, но уходить не торопился. Так и застыл, приложив ухо к щели между досками. Было слышно, как бегают по стенам ящерицы.
Монах принялся читать молитвы... слова сливались в заунывное бормотание. Наконец он подошел к ложу умирающего и наклонился над ним. Тот пришел в себя, его веки приподнялись, дыхание выровнялось...