Копи царя Соломона

Лорченков Владимир Владимирович

Показан сухонький Анатолий, который стоит на карачках над камерой – мы видим его как бы глазами уже мертвого Мити – и дергает изо всех сил рукоять альпенштока. У него выражение лица человека, который решил сыграть в лотерею на деньги, вырученные от продажи квартиры, и уже понял, что у него вряд ли что-то выгорит, но еще надеется на чудо…

Анататолий совершает два рывка, после чего мы видим множество рук, ухвативших его за плечи.

Лицо Анатолия моментально становится спокойным.

Он сам, без какого-либо принуждения, встает, поворачивается,

идет в квартиру – руки на нем, но видно, что просто контролируют, не понуждают, – заходит в комнату, берет табуретку, ставит под люстрой, идет к балкону (руки на нем все время), берет оттуда моток веревки – видно, что человек реально собирался сбежать в Саяны, – делает петлю… Закидывает на люстру. Говорит в камеру (лицо крупно):

– Уже можно?

Ему отвечают. В момент ответа выражение лица меняется с обреченно-стоического, как у Петрония, которого никто, впрочем, в момент смерти не видел, до протестующего – как у молодого человека, у которого нашли рак, причем не только нашли, но еще и сообщили об этом.

– Гуревич, не все сразу, – отвечают ему.

– Где Арик? – говорят ему.

Крупно – лицо девушки на больничной койке. Она осунулась, спит, но во сне вздрагивает…

Крупно – лицо Анатолия, оно все красное, кровь, синяки, раскрытый в беззвучном вопле рот без зубов вообще, один из людей с чулком на голове держит в руках что-то типа клещей (с учетом того, что это НИИ, СССР и т. п., пусть будут пассатижи. – Примеч. В. Л.).

Крупно – уже подсушенный, мумифицированный трупик кошки…

Ни одной мухи. Блестит глаз мертвого животного…

Блеск…

Камера отъезжает, и мы видим, что это река, ночь, блестит отсвет луны на воде…

По реке сплавляются несколько байдарок. Люди в них выглядят типичными туристами каэспэшниками, видны рюкзаки, гитары, у всех дебильные лица сотрудников НИИ, которые забили наконец на раздачу кур и обсуждение кто кому вдул – чем НИИ и занимались – и поехали непосредственно вдувать на природу. Но женщин нет. Всего в байдарках 7 человек, и это все, кто убивал ребе и Люсю. Тихий плеск весел, тьма. Потом яркое пламя костра. Вокруг все семеро. В руках Эфраима гитара. Он берет аккорды.

– Сколько нам еще грести-то? – спрашивает кто-то.

– Три дня, чтобы полноценный туристический маршрут, – говорит Копанский, мрачно разглядывая кровавые пузыри на ладонях.

Ставит в огонь консервные банки. Показано, как сгорает, пузырясь из-за краски, обертка на банках. Буквы «Завтрак туриста», веселая рожица поросенка… По контрасту с ней лица у самопальных туристов грустные, усталые.

– Эх, ребята, вот жизнь будет, когда сокровища найдем! – говорит кто-то мечтательно.

– Уедем в Израиль, создадим кибуц, создадим настоящее социалистическое государство! – говорит другой.

– Да ну их, с их социализмом, – говорит кто-то.

– Не говори так, Иннокентий! – возражает Эрлих.

– Социализм – это будущее мира, – говорит он.

– Я Ленина уважал, уважаю и буду! – говорит он, не прибавив, почему-то, «уважать» к слову «буду».

– Ну, старичок, – говорит кто-то.

– Ну, Ленин…

Все понимающе

пожимают плечами. Ясен пень, как бы говорят лица собравшихся. Ленин здесь в авторитете, это очевидно. А что они хотят уехать из СССР, который он создал, так… это все не так пошло после смерти вождя.

– Гений Ленина создал СССР, – говорит Эрлих.

– Просто после смерти вождя не так все пошло, старички, – говорит он.

Все пожимают плечами все с тем же видом «ясен пень». Вот если бы Ленин не умер, говорят их лица.

– Споем? – говорит Копанский.

– Это обязательно? – спрашивает кто-то.

– Пусть крестьяне, – кивает Копанский в сторону, где, видимо, расположена деревня (слышится лай собак), – думают, что мы настоящие туристы.

Хор начинает петь. Причем двое держат в руках книжки. Это «Песенник туриста МССР».

– Точка, точка, запятая, вышла рожица кривая, – поют они.

– Ручки, ножки, огуречик, получился человечек! – неуверенно поют они.

Крупным планом лица, костер, огненные брызги его в ночи, звездное небо.

– Что увидят эти точки, что построят эти ручки, – поют они.

– Далеко ли эти ножки уведут его, – поют они.

Камера показывает крупно лица по очереди, потом взмывает в небо – очень яркие звезды, – и постепенно хор семерых мужчин сменяется звенящим звучанием песни барда Кима в исполнении какого-нибудь детского ансамбля. Детские голоса ясные, чистые, песня звучит задорно. Камера возвращается после ретроспектив к костру, показывая поющих, после чего вновь поднимается в небо, и нам показывают очередную ретроспективу (под музыку «Человечка-огуречка»).

Ретроспектива первая

Ночь, байдарки плывут одна за другой, мужчины очень неумело держат весла. Одна байдарка равняется с другой, и мужчина – кто он, разглядеть невозможно – сильно толкает веслом другого. Тот, теряя равновесие, падает и уходит на дно моментально (у него, как у лоха, рюкзак на спине. – Примеч. В. Л.).

Снова костер, мужчины раскрывают рты в песне, саундтрек – детский ансамбль, только мужчин у костра уже восемь.

– Как он будет жить на светеМы за это не в ответе:Мы его нарисовали,Только и всего!

Поет хор.

Ретроспектива вторая

День, мужчины карабкаются по известняковым холмам, широкая часть Днестра, север. Один стоит на камне, засмотрелся – пейзаж действительно красивый. Отец Натали с силой ногой толкает его вниз, тот, нелепо кувыркаясь – показать издали, – шмякается вниз. Суета, беготня, отец Натали разводит руками.

Ночь, костер, пятеро мужчин поют, мрачно глядя то друг на друга, то в песенники.

– Что вы, что вы! Очень важно,Чтобы вырос он отважным,Сам сумел найти дорогу,Вычислить разбег.Это трудно, это сложно,