Копия любви Фаберже
Шрифт:
Жанна занималась биатлоном. И прекрасно владеет оружием. Почему, почему это не насторожило?
И визитка! Ее визитка рядом с трупом! Да она ее просто выронила! Наклонилась, чтобы убедиться: Полина мертва, и…
А как настойчиво она подчеркивала: у секретарши Захарова пропал пропуск, у нее сороковой размер обуви. Жанна заранее позаботилась о наличии подозреваемой. У самой Леоновой маленькая нога, но кто ей мешал надеть ботинки на несколько размеров больше?
Помощь в поимке Волкова. Мило, трогательно, как же. Для того, чтобы получить доступ к информации о татуировках осужденных, особых
Да Леонова же – исполнитель! Заказчик, видимо, Паничев, а Жанна, конечно же, исполнитель. Она все сделала сама, не привлекая к реализации щекотливого поручения подчиненных. Любой посредник повышает риск утечки информации! Паничев и Леонова заранее разработали план по выдавливанию Захарова из компании и позаботились о том, чтобы Андрей долго их не беспокоил. Тюремная камера и обвинение в совершении уголовных преступлений оградят их от бывшего компаньона. Надолго, надежно.
Деньги. Вот и мотив. Все, оказывается, так просто и понятно. И очень досадно, что этот пазл не сложился раньше.
– Ты чего зубами скрипишь? – хмуро поинтересовалась Лика, отодвигая чашку. – Сделай мне, кстати, кофе, пить твою отраву невозможно.
– Я думаю, что все эти преступления совершила Леонова, – следователь вскочил со стула и нервно заходил по кабинету. – В сговоре с Паничевым. Они решили подставить Захарова. Вот такой расклад. Никакой дружбы, только деньги.
На лице Вронской промелькнуло удивленное выражение, на которое тогда Володя внимания как-то не обратил. Он был уже полностью поглощен предстоящими планами.
Алиби Леоновой на момент гибели Калининой проверялось, ее показания подтвердились. Надо понять, как она выкрутилась из этой ситуации. Интересовался ли следователь, занимающийся делом Малышевского, алиби Леоновой на время смерти инструктора? Уточнить! Попросить криминалистов осмотреть замок квартиры, которую снимал Волков. Возможно, Леонова пользовалась отмычками и они оставили следы. Может, ее видел кто-то из соседей Волкова. А еще…
Как ушла Вронская, он толком даже не запомнил. Под утро Лика позвонила и призналась, что она укрывала Захаровых на даче родителей. И что Света мертва.
– Я думаю, Захарову отравили, – тихо сказала Лика. – Андрей говорит, жену накануне тошнило. И я вспомнила, что когда мы со Светой разговаривали, она тоже жаловалась на тошноту. Но я же сама беременна. Все мы, наверное, своим аршином меряем. И мне казалось, что Захарова просто ждет ребенка. Кстати, вчера я тебе не сказала, но… Короче, именно Леонова предупредила Андрея о том, что ты его разыскиваешь, убеждала Захарова спрятаться.
Смерть Светланы вызвала много вопросов. Если она знала о том, что Полина выставляет на аукцион яйцо Фаберже, то почему не рассказала об этом? Имела свой интерес в разорении мужа и поэтому молчала? А потом ее убрали как лишнего свидетеля? И почему Леонова предупредила Захарова? Ведь по этой логике выходит, она была заинтересована в том, чтобы Андрея задержали. А может, Жанна работала на два фронта, морочила голову сразу обоим совладельцам «Pan Zahar Group»?
На даче Ликиных родителей эксперт,
– Как отравлена? Да я же ее с работы забрал, а потом она со мной все время была, ничего не ела, – растерянно пробормотал Андрей.
«С работы. Из офиса. Свету Захарову отравили в офисе, – пронеслось в голове Седова. – У Леоновой там сообщница. Которая приносила Захаровой чашку отравленного чая или кофе. Кстати, кофе ведь тоже бывает со сладкими ароматическими добавками».
Сообщница? Но ведь это же рискованно. В салоне – женский коллектив, и вероятность того, что сообщница проболтается, очень высока.
Чай, кофе… В офисе ведь все это – для общего пользования. Таким образом, все-таки есть сообщница? Не могла же Леонова сама приносить Свете отравленный напиток?
Или… Или у Захаровой были баночки, в которых хранились чай и кофе исключительно для нее одной?
– Кто подавал ей чай в салоне? – упавшим голосом переспросил Андрей. – Наверное, никто, сама делала. Она вообще без понтов была, половину прислуги из дома уволила. Сама любила и готовить, и даже убирать. Все высчитывала, не очень ли дорогим средством для мытья посуды домработница пользуется, не пьет ли «хозяйского» чая. Она же из детдома, привыкла каждую копейку считать.
Позвонить Вронской – пусть пришлет журналистов, у нее масса знакомых на телевидении. А если звонить Леоновой и сообщать информацию о задержании Захарова, женщина может что-то заподозрить, пусть лучше узнает новости по телевизору.
А потом – в салон.
Если все рассчитано правильно – то Жанна вернется, чтобы забрать тот чай или кофе, в который она добавила яд.
Она вернется.
Коллектив ведь действительно женский. Кому-то Света могла мимоходом сказать: «Ах, какой замечательный чай подарила мне Жанна Сергеевна».
Она вернется, так как стремится не оставлять следов и не дает обвинению ни единого шанса…
… – Проходи, Володя. – Лика распахнула дверь и сразу убежала на кухню, прокричала оттуда: – У меня мясо горит, ты иди в зал.
Новогодние запахи. Сверкает гирлянда на украшенной разноцветными шарами елке. В центре – стол с белоснежной скатертью, бокалы, тарелки, приборы. Ликина собака носится по комнате, машет хвостом. Андрей Захаров наконец поднял голову, и Седов профессионально отметил: лицо уже даже не серое, черное, растерянный недоуменный взгляд. Все как у родственников потерпевших, переживающих глубокое горе. Так притворяться даже профессиональным актерам сложно. Беда разрывает Захарова, мучительно больно, жестоко. Значит, правильно, все-таки не виновен.
– Почему? – Андрей закашлялся. – Почему она это сделала?
Следователь, присаживаясь на диван рядом с Захаровым, пожал плечами.
– Не знаю. Я думал, деньги, сговор с Паничевым. Но Виктор ее уволил. Может, так и было задумано? Якобы поссориться? Или он ее «кинул»? В общем, поэтому я и пришел. Мне эта баба все нервы вымотала, ни о чем другом думать не могу.
Вронская появилась с большим блюдом, источающим такой одуряющий аромат, что Володя сразу вспомнил: последний раз он ел вчера. Лика водрузила свой кулинарный шедевр на стол и снова полетела к плите.