Корабельные новости
Шрифт:
— Здравствуйте, здравствуйте, — сказал Герри, который всегда хорошо чувствовал общее настроение.
По дороге в Монашескую Суму в машине воцарилось некое внутреннее равновесие, ощущение редкой гармонии, которое умиротворило всех пассажиров.
Уэйви и тетушка Иви занимались ковром с узором из морских птиц, который они срисовали с календаря. Уэйви достался тупик. Банни ушла с книжкой к креслу-качалке возле окна. Здесь, пока стекло не покрывалось морозными узорами, кот Ярка наблюдал за лодками на воде, будто они были крысами. Саншайн и Герри вытащили игрушки из красного
Чуть позже Саншайн все же перебралась поближе к женщинам, постукивавшим крючками и продергивавшим петли яркой шерсти, укладывающейся в замысловатый узор. Она почувствовала щекочущий ноздри запах пеньковой основы. Уэйви подмигнула ей. Саншайн подобралась еще ближе и дотронулась пальцем до тупика. Ей ужасно хотелось попробовать сделать это самой.
— Вот так, — сказала Уэйви, накрыв своей рукой детскую руку, помогая ей подцепить крючком нить бледной шерсти.
Банни перевернула страницу и погладила кота ногой в носке. В ответ раздалось раскатистое мурлыканье. Она отвлеклась от чтения.
— Петал попала в автомобильную катастрофу в Нью-Йорке, поэтому не может сюда приехать. Это потому, что ей не проснуться. Я бы могла ее разбудить, но я слишком далеко от нее. Вот я вырасту и поеду туда, к ней.
«Что натолкнуло ее на эти мысли?» — подумала Уэйви.
В мастерской хозяйничал Ярк. Он был взволнован. Снега было много, бури и вьюги свирепствовали по-прежнему, но почему-то ломался лед, тюлени уходили дальше в залив, треска нерестилась, а сельдь как-то странно маневрировала. Он чувствовал, как меняется жизнь, и его тянуло на промысел. Поймать пару тюленей или просто пострелять по айсбергам. В общем, он жаждал движения. Но его глаза были уже слишком слабы для этого и слезились от отраженного снегом света. Так было еще двадцать лет назад, несмотря на то что его жена делала ему на глаза чайные компрессы. Именно поэтому он был вынужден сейчас работать в сумрачной мастерской.
За последние недели он поставил и закрепил клином киль, выровнял, скрепил и усилил каркас лодки.
— Теперь она уже что-то собой представляет. Сегодня мы займемся разметкой древесины.
С помощью своих истершихся лекал он вымерил весь форштевень, следуя по невидимой глазу линии, и что-то бормотал Куойлу. Он подсчитал, где должна находиться середина корпуса, разметил киль повторно, только уже на несколько сантиметров выше серединной отметины. Отсчитал от старнпоста место для крепления гака. Куойл привел в порядок ряды стамесок и пил и выглянул сквозь припорошенное опилками окно на залив. Разметка все еще продолжалась. Ярк рассчитал глубину лодки по правилам и формулам, которые он держал в голове.
— Дай-ка мне вон ту пилу, парень, — сказал Ярк.
Казалось, он разговаривал с набитым ртом. Куойл передал ему пилу, потом стамеску, потом снова пилу, потом еще раз стамеску и наклонился, чтобы посмотреть, как Ярк пробивает в дереве паз, чтобы потом вставить в него еще одну деревянную часть кормы. Потом, наконец, ему было позволено прикоснуться к деревянным заготовкам. Он их держал, пока старый мастер крепил их крепкими скобами, которые
— А теперь будем пробивать паз на старнпосте, сынок.
Металлические крепления вгрызались в дерево намертво. Ярк положил руки на бедра и откинулся со стоном назад.
— Можно и прерваться, раз мы так много сделали. Уэйви приехала?
— Да. Дети тоже.
— Дети должны все время быть рядом. Это продлевает человеку молодость. — Он откашлялся и сплюнул. — Так когда вы, двое, решитесь?
Он выключил свет и в воцарившемся сумраке мастерской повернулся и пристально посмотрел на Куойла. Тот не сразу понял, о чем его спрашивали. Трещина на лице, служившая Ярку ртом, удлинилась. Это была не улыбка, а, скорее, оружие, призванное вместе с этим нелегким вопросом обнажить тайные и явные намерения Куойла.
Куойл вздохнул, будто после тяжелой работы.
— Я не знаю, — ответил он.
— Из-за мальчика?
Куойл покачал головой. Как он может это объяснить? Сказать, что он любит Петал, а не Уэйви, что его способность любить выгорела за ту, короткую жизнь? Да, был момент, когда вспыхнула искра, и, в определенном смысле, она все еще не погасла. Но Куойлу, для которого любовь была синонимом унижения, было сложно определиться со своими чувствами. С Уэйви он ощущал только спокойствие, уют и тихую радость. Он все же решил ответить:
— Дело в Герольде. Ее муже. Она не перестает думать о нем. Она глубоко привязана к воспоминаниям о нем.
— Герольд Проуз! — Ярк подошел к двери и закрыл ее. — Я тебе расскажу кое-что о Герольде Проузе. Когда он пропал, во многих домах вздохнули с облегчением. Ты, наверное, слыхал о мужиках, которые вроде котов, да? Так вот, это как раз про Герольда. Он наплодил бастардов по всему побережью, от Сент-Джонса до Возвращения. Тут даже забаву придумали: смотреть внимательно на детей и определять, не похожи ли они на Герольда. Очень часто они оказывались похожими.
— А Уэйви об этом знала?
— Конечно знала. Он превратил ее жизнь в кошмар. Он делал это прямо у нее на глазах. Пропадал на недели, месяцы, пока не нагуливался. Нет, парень, Герольд тебе не помеха. Правда, стараясь сохранить память о Герольде в розовом цвете, она поставила на себе крест. А что ей оставалось делать? А потом еще этот мальчик. Я не могу сказать парнишке, родившемуся при таких обстоятельствах, что его отец был уродом. Я знаю, что она из Герольда чуть не святого сделала. Только куда это ее приведет? — Он снова открыл дверь.
— Во всяком случае, не навстречу новой жизни, — сказал Куойл, который снова отвечал на риторический вопрос.
— Это уже как посмотреть. Иви испекла хлеба. Мы могли бы перекусить и выпить по чашке чаю. — сказал он и похлопал Куойла по плечу.
Охота на тюленей началась в марте. На передовой было несколько иностранцев. Да, передовая, возле Лабрадора, где гренландский тюлень вынашивал потомство и линял в укрытии ледяных торосов. Люди сгорали, замерзали и тонули там веками. Их стало немного меньше, когда по цветному телевидению впервые показали, как они забивают зверей дубинками.