Корабельные новости

Прул Энни

— Вот и она. Ну, посмотрим, — сказал он. — Осталось покрасить ее, и вперед!

Пока Куойл и Деннис сражались с лодкой, затаскивая ее в прицеп, старик наблюдал за ними со стороны. Его работа была окончена. Вот его рот приоткрылся, а Куойл, догадавшись о том, что за этим последует, заорал: «Эх, „Гусь-нырок”, в чем твой прок?» Он допел песню до конца, с каждой фразой горланя ее все громче, пока его горячая глотка не согрела слова, придав им печальный оттенок. Старый Ярк решил, что эта песня стала приветственным салютом для его лодки, и целых полчаса рассказывал им удивительные истории,

только потом отправившись по своему обыкновению пить чай. Спетая мелодия по-прежнему согревала ему уши не хуже вытащенной из-за печи шапки.

***

Большое блюдо с жареной сельдью, ломтиками ветчины и тушеной картошкой. Четверть баночки горчицы. Бити бегает взад-вперед по кухне, переступая через Уоррен Вторую, которая никак не может решить, где бы она хотела провести остаток своей жизни: под скатертью или рядом с ботинками. Куойл и Уэйви приглашены на ужин, слышится благодарный смех и похвалы угощению. Отварная капуста, а на десерт — бисквиты с черникой и с кремом. Куойлу двойные добавки каждого блюда. Правда, капуста способствует метеоризму.

Саншайн сгибает позвоночник селедки и поет: «Березовый прут ловко согнут, березовый сок все люди пьют». Банни и Марти сидят на одном стуле, у обеих по пакетику с конфетами в форме сердечек со Дня святого Валентина. Они дают друг другу по конфете. На них надписи: ВЗАИМНАЯ ЛЮБОВЬ и ТЫ МОЯ РАДОСТЬ.

За столом нервничает Деннис. Открывает и закрывает ящик стола.

— Да что с тобой сегодня? — спрашивает его Бити. — Ты прямо как кот, которому прищемили хвост.

Обиженный взгляд Денниса в ответ, Куойл прикусил губу.

— Да не знаю я, жена! Вроде как ищу что-то, а вот что — не знаю. Как-то мне неспокойно.

— Может, хочешь еще чаю?

— Да нет, мне уже не лезет.

Ему было о чем беспокоиться: работы не было уже несколько недель и не предвиделось в ближайшее время. Так он сказал Куойлу. Нельзя жить, постоянно волнуясь о том, хватит ли тебе денег и где ты их будешь зарабатывать. Ему это надоело. Если бы он мог хоть немного рыбачить, все было бы иначе. Потом он снова встал, взял в руки ложку и стал ее рассматривать. Куойлу повезло, что у него есть работа. А что, чай еще есть?

— Газета принадлежит твоему отцу, — сказал Куойл. — Неужели ты не можешь работать в газете? Видит бог, ты бы нам пригодился. Нам так не хватает сотрудников. — Он заболтал ложкой в чашке, пролив половину чая на чистую скатерть.

— Боже упаси! Лучше уж я буду безруким, чем пойду в газету! Ненавижу я эти скользкие словечки, читать и писать, и все такое. Это как копаться в дохлых мухах! — И он показал крупные грубоватые руки. — Мы тут думаем, — Деннис кивнул на Бити, у которой были опущены глаза, — не поехать ли нам в Торонто на пару лет. Нам не хочется, но там мы можем заработать денег, а потом вернуться домой. Там много работы для плотников. А тут мы ничего не можем найти. — Он застучал пальцами по столу, что тут же заинтересовало детей. Их маленькие пальчики старались изобразить стук копыт галопирующей лошади. Деннис бросил на них строгий взгляд. Не убедил.

Бити и Уэйви мыли посуду и разговаривали о Торонто. Голос Бити тих и нерешителен. Как может сложиться их жизнь на новом месте?

Понравится ли там детям? Может, было бы лучше, если бы не понравилось? Может быть. Может быть.

Куойл не мог заставить себя сказать: не уезжайте. Но понимал, что если они все-таки уедут, то это будет навсегда. Потому что даже те единицы, которые возвращались, уже не были прежними, как нож, найденный на пепелище родного очага. Бедная Банни, которой придется расстаться с Марти. Бедный Куойл, который потеряет Денниса и Бити.

Когда все начали зевать, Куойл взял на руки Герри, успевшего задремать на ковре в гостиной. Саншайн схватила Уэйви за руку, потому что на улице был лед. Собака первой забралась в машину и успела посидеть на всех местах, пока они не уселись.

— Уэйви, а если выгладить рыбу, она может быть размером с коврик? — спросила Саншайн.

— Я думаю, что даже больше, — ответила Уэйви. — Если ее еще и развернуть.

Деннис вышел проводить их до машины. Когда Куойл захлопнул дверь за Уэйви, из машины посыпалась ржавая труха.

— Когда ты только избавишься от этого старого хлама? — Деннис выглядел угрюмо. Стоял, упершись руками в машину, пока она не двинулась с места. Смотрел в их сторону, пока не скрылись огни машины. Потом перешел через дорогу и огляделся. Не увидел ничего, кроме электронного мигания маяка. Море было плоским и ровным, как доска.

***

В спящем доме Куойл набрал горячую ванну. Он сел в горячую воду, зажал нос и погрузился в нее с головой. С чувством огромной благодарности. Судьба вполне могла поселить его в черном трейлере Натбима.

Выбравшись из ванны, он вытерся полотенцем, потом протер большое зеркало, занимавшее всю дверь ванной. Посмотрел на свое голое тело, от которого шел пар, растворявшийся в прохладном воздухе. Он увидел, что огромен. Бычья шея, тяжелая челюсть; мощные скулы и щеки покрыты отливающей медью щетиной. Желтоватые веснушки. Широкие плечи и сильные руки, покрытые шерстью, как у оборотня. Влажные волосы на груди, до выступающего живота. Объемные чресла, ярко-красного цвета от горячей воды, в обрамлении рыжих волос, как в гнезде. Ноги, похожие на стволы деревьев. Но при этом он не казался тучным. Скорее, мощным. Куойл понял, что достиг своего физического расцвета. Впереди был средний возраст, но Куойла он не пугал. Ему стало труднее помнить ошибки, которые он допустил. То ли оттого, что их накопилось так много, что их было невозможно все упомнить, то ли потому, что он их перерос.

Он натянул серую рубашку, в которой спал. У нее под мышками зияли дыры, и она сразу же прилипла к спине. И снова на него нахлынула волна радости. Без всякой причины.

***

Он проснулся от телефонного звонка. Спустился на кухню, споткнувшись о грязную рубашку, которую вечером бросил на пол. Это был Деннис.

— Я не хотел тебя будить, но подумал, что ты должен об этом знать. Десять минут назад звонила мама. Он все еще не вернулся. В море с четырех утра, должен был вернуться к обеду. Сейчас уже десять часов. Что-то случилось. Я позвонил спасателям, а сейчас еду к маме. У меня весь день было такое чувство, что что-то не так. Мы готовимся к худшему.