Корабль для уничтожения миров
Шрифт:
Обед был уже продуман. На нескольких уровнях выше геотермальной станции кипела работа, там готовился тропический банкет. Ферментированный подорожник, щедро украшенный зеленым тамариндом. Предварительно замаринованная капуста, вырезанная в форме цветочных лепестков, а затем на миг обжаренная в микросекундном плазменном поле. Морские креветки, которые обычно занимались очисткой водных запасов дома, несколько часов вываренные в карамели. Пудинг из длиннозерного риса и пальмового сахара, посыпанный пудрой из тертого кокоса, чтобы по цвету быть похожим
Но теперь дом впал в отчаяние и думал о том, что этого, пожалуй что, много. Правила этикета четко гласили: при любом визите самым роскошным должен был быть не первый обед, а последний. Лаурент Зай задерживался, и дому предстояло превзойти самого себя целых четыре раза подряд! А что, если хозяйка опять передумает? Ни мощности процессоров, ни какого угодно количества альтернативных вариантов, ни войск машин – ничего этого не хватило бы, чтобы исполнить редкостный человеческий каприз.
О чем они сейчас разговаривали?
Дом вернул свое внимание туда, где хозяйка стояла рядом с недавно произведенным в капитаны Лаурентом Заем. Они находились на западном балконе и, обнявшись, смотрели на озаренные закатным солнцем три небольших колокола, на которых лежали шапочки красноватого из-за наличия особых водорослей снега. «Хороша композиция», – самодовольно подумал дом. Хозяйка все еще улыбалась после поцелуя, которым они с капитаном обменялись после того, как она предложила ему задержаться.
– Четыре дня – это так мало, Нара, – сказал Зай.
(Дом с этим не был согласен. Приготовить двенадцать трапез, обустроить четыре заката!)
– Мы можем сделать их длиннее.
– Надеюсь. – Взгляд Зая упал на сад, уставленный ледяными скульптурами, изображавшими насекомых. – У нас столько разных технических способов для того, чтобы заставлять абсолютное время бежать быстрее. Анабиоз, релятивистские путешествия, симбиант. Но у нас нет ничего для того, чтобы несколько дней показались дольше. Хозяйка рассмеялась.
– Уверена, мы что-нибудь придумаем, – сказала она и прижалась к гостю теснее.
– Уже придумала?
– Да, придумала. Пожалуй, обед подождет.
С затаенным ужасом дом следил за тем, как они идут к спальне.
В комнату вошла короткая летняя ночь, и Нара Оксам подумала: «Целый день без лекарства, отключающего эмпатию». Так долго. Ей нужно было почаще вот так прилетать сюда из столицы и совершенно освобождать свой разум от лекарства, не опасаясь толп народа.
Она посмотрела на спящего Лаурента. Возможно, порой ей нужны дозы безумия.
После прилива апатии в течение первых нескольких минут эффект лекарства постепенно уменьшался. Медленно тянулись часы, и эмпатическая чувствительность Нары нарастала. Весь день ее дар был активен. Эмпатическое чутье словно бы исследовало свои пределы, приспосабливалось, помогало Наре ощутить себя спокойно с тем
Несмотря на то что убеждения Лаурента зиждились на понятиях, для Нары чужеродных, ее радовало все, что могло унять его боль.
Нара гадала, а хорошо ли это для нее – позволить себе так сильно привязаться к человеку, которого она едва знала и который был ее самым настоящим политическим противником.
С человеком, который скоро уйдет, улетит так надолго.
Лаурент пошевелился.
– Разожжем камин? – спросила Нара.
Они встали с постели и открыли окно в северной стене спальни, чтобы полюбоваться розовым ночным небом и ощутить арктическую прохладу. Нара любила разгар полярного лета. Солнце пряталось за горами, но никогда не уходило за линию горизонта совсем. Нара гадала, а каково же здесь в ту половину года, когда свет, а не тьма длится всего один час из десяти.
Они выбрали сухие, расколотые поленья и развели в камине жаркий огонь – настолько жаркий, что пришлось отодвинуться от камина, и улеглись на спину, головами к открытому окну.
Когда Лаурент уполз, чтобы присоединить протезы, Нара попросила дом собрать что-нибудь из того, чтобы было приготовлено на обед, и доставить в спальню. Дом согласился не слишком охотно. Зная, что «серые» недолюбливают говорящие машины, Нара приказала дому в присутствии Лаурента сохранять молчание, но подумала о том, что, вероятно, дому нужна более интенсивная разговорная практика, нежели та, какую он имеет во время ее кратких визитов.
Когда Лаурент вернулся, он был одет. Нара завернулась в простыни.
Он молчал, и Нара почувствовала, что ему неловко. Он не знал, что сказать. Такой момент, как правило, всегда наступал в отношениях людей, только что ставших любовниками, и эти периоды затишья предшествовали драматическим поворотам.
О чем могли говорить «розовый» сенатор и «серый» воин?
Откладывать очевидное не имело смысла.
– Ты вправду думаешь, что будет новое вторжение, Лаурент?
Капитан пожал плечами, но Нара почувствовала, что он нервничает.
– До сегодняшнего дня я сомневался в правдивости слухов. Но отправка в систему Легис, на самую границу…
– Разве флот не всегда находится вблизи той или иной границы?
– Это так. Но мне отдают под командование боевой корабль новой модели. – Он помолчал и посмотрел на нее. – Это, конечно, военная тайна. – Он улыбнулся. – Ты ведь не риксская шпионка, верно?
Нара рассмеялась.
– Лаурент, через несколько недель я буду присутствовать на заседании подкомиссии по делам военной разведки в Сенате его величества. Так что для тебя было бы лучше, чтобы я не оказалась риксской шпионкой.