Корабль-призрак
Шрифт:
— Пресвятая Богородица! — воскликнул капитан. — Я не раз видел, как судно шло ко дну, но никогда не видел и не слыхал, чтобы оно выплывало со дна! Даю обет поставить тысячу свечей, по десять унцев каждая, перед изображением Пресвятой Богоматери, если она спасет нас от беды!
— «Корабль-Призрак»! «Летучий Голландец»! — крикнул Шрифтен. — Я вам говорил, Филипп Вандердеккен, вот ваш отец… Хе! Хе!
Но Филипп не слушал его; глаза его были прикованы к «Кораблю-Призраку»; он видел, как с него спускали
Мрак все сгущался, так что очертания призрачного судна теперь едва можно было отличить. Матросы и пассажиры «Nostra Senora da Monte» кинулись на колени и, закрывая лицо руками, призывали на помощь своих святых. Капитан сбежал вниз в свою каюту за свечой, которую он хотел затеплить перед киотом Св. Антония.
Минуту спустя послышался плеск весел под бортом, и голос крикнул: — «Эй, ребята, киньте нам причал с носа!».
Ни одна душа не отозвалась; никто не тронулся с места. Только Шрифтен нагнулся к капитану и шепнул ему: «Если они будут просить взять письма, то не следует принимать никаких писем: ведь ни одно судно, согласившееся взять от них письма, не вернулось обратно».
Но вот на палубу взошел человек и, обращаясь к стоявшим поблизости, укоризненно, но добродушно, сказал:
— Вы могли бы кинуть мне канат, друзья мои! Ну, да я взобрался и так… где капитан?
— Здесь! — отозвался капитан, дрожа всем телом. Человек, говоривший с ним, был загорелый старый моряк в меховой шапке и парусинном халате поверх обычного матросского платья; в руках у него были письма.
— Что вам надо?
— Да, что вам надо? — подхватил Шрифтен.
— Что? Каким образом ты здесь, старый товарищ? А я-то думал, что ты давно провалился к черту!
— Хи, хи!.. — прохихикал Шрифтен, отворачиваясь и отходя в сторону.
— Дело в том, капитан, что нас давно уже преследует дурная погода, и мы желали бы отправить письма на родину; право, мне кажется, что мы вовек не обогнем этого мыса!
— Писем ваших я не возьму! — резко крикнул капитан.
— Не возьмете? Странно, но почему каждое судно отказывается принять наши письма? Это очень нехорошо; моряки должны быть сочувственными к своему брату, морякам, особенно когда те в опасности! Видит Бог, мы тоже хотим увидеть своих жен, детей и семьи, и для нас было бы большим утешением так же, как и для них, получить весточку о нас.
— Я не могу взять ваших писем! Святые угодники, спасайте нас!
— Мы так давно в море! — сказал матрос, печально качая головой.
— А как давно? — спросил капитан.
— Мы не знаем этого в точности; наш журнал снесло в море, и мы потеряли счет и никогда не можем в точности определить свое положение на карте!
— Покажите мне ваши письма! — сказал Филипп, выступив вперед и беря их из рук чужого матроса.
— Их нельзя трогать! — крикнул Шрифтен. — Не дотрагивайтесь никто
— Прочь, чудовище! Кто смеет мешаться в мои дела?!
— Обречен, обречен, обречен! — кричал Шрифтен, бегая взад и вперед по палубе, и вдруг разразился диким хохотом.
— Вот письмо от нашего младшего помощника к его жене, в Амстердам, на Водную набережную! — начал пояснять матрос.
— На Водной набережной? — переспросил Филипп. Да этой набережной, друг мой, давным-давно не существует: там теперь стоят громадные доки!
— Быть не может! — воскликнул матрос. — Ну, а вот это письмо к отцу нашего лоцмана, который живет на старом базаре!
— Старого базара тоже давно нет, любезный: на этой площади теперь выстроен большой собор! — сказал Филипп.
— Что вы говорите, мингер! — воскликнул матрос. — Ну, а вот это письмо от меня моей возлюбленной фрау Кетцер… со вложением денег на обнову.
— Фрау Кетцер? Я помню почтенную старушку этого имени, которую я знавал, когда был ребенком; но ее схоронили лет тридцать тому назад!
— Не может быть! — воскликнул матрос. — Вы, вероятно, смеетесь надо мной, мингер, а вот письмо от нашего капитана к сыну!
— Дай его сюда! — крикнул Филипп, задыхаясь, и выхватил письмо из рук добродушного матроса.
Он собирался сломать печать и пробежать его, но Шрифтен вырвал его из рук Филиппа и швырнул за борт.
— Это подлая штука для старого сотоварища по судну! — заметил добродушный матрос.
Шрифтен ничего не сказал, но, увидев положенные Филиппом на стул остальные письма, швырнул и их в море.
При виде этого добродушный матрос заплакал и, махнув рукой, пошел к сходне.
— Это очень жестко и бесчеловечно, — сказал он, спускаясь, — может быть, придет время, когда и вы пожелаете, чтобы ваши семьи узнали что-нибудь о вас, и тогда к вам отнесутся точно так же!
Пришлый матрос скрылся, и вслед за тем послышался шум весел удалявшейся шлюпки.
— Пресвятой патрон и покровитель наш Антоний! — воскликнул капитан. — Я себя не помню от страха и удивления; человек, принеси мне мою бутылку арака!
Слуга бросился вниз за бутылкой, и так как он был перепуган не менее капитана, то по дороге угостился и сам.
— Ну, а теперь, — сказал капитан, продержав бутылку минуты две у губ, не отрываясь и высосав все ее содержимое до дна. — Что нам теперь делать?
— Я вам скажу, что делать! — заявил Шрифтен, подходя к нему. — Вот у этого человека висит на шее талисман; отнимите его у него и бросьте в море, и судно ваше будет спасено; если же вы этого не сделаете, то погибнете все до единого; это я говорю вам.
— Да, да, это правда! — закричали матросы.
— Безумцы! — возразил Филипп. — Как вы можете верить этому негодяю? Разве вы не слышали, что человек с того судна признал в нем своего сотоварища? Это он приносит несчастие судну!
— Да, да! — закричали матросы. — Это так… тот человек назвал его сотоварищем.