Корабль стрекоз

Зорич Александр

– Тише, ну пожалуйста! Вдруг она услышит!

– А то и послушала бы, – нарочно громко проворчал я.

– Вообще, она говорила, что пойдет в штаб Группы Содействия. Доложить, что у нас дело спорится. Обещала к вечеру быть, – шепотом сказал Олли.

Мы, конечно, не знали, да и не могли знать, с кем связались.

– 6—

На душе у нас обоих было гадостно. Поэтому мы уцепились за эти качели как за спасение.

Моя лодка подошла

идеально. Даже как-то подозрительно идеально для ворованной.

С балкой мы, конечно, намучились, пока установили ее между двух скальных уступов и укрепили как следует, чтобы не качалась. Резка канатов также оказалась «прискорбным развлечением», как шутят в Харрене. Олли поранил руку, я натер мозоли… Однако, через несколько часов у нас все было готово.

Мы даже покачались для пробы.

Несмотря на усталость, меня затопил настоящий кипучий восторг.

Наша летающая лодка, наш ковчег-качеля, взмывала высоко и падала стремительно, омывая душонку проникающей смесью из страха и упоения.

Олли горланил «э-ге-гей» и «урааа!» и по-детски запрокидывая голову, смеялся. То есть радовался как полагается радоваться в романах, в то время как его развитые передние зубчатые, купно с наружной косой живота, средне ягодичной, грушевидной и даже близнецовой, при содействии грудинно-ключично-сосцевидной и всего дельтовидно-трапециевидного великолепия помогали мне длить эти полеты, раскачивать эту махину.

Конечно, остановиться вовремя нам не хватило самообладания. И в этот раз чувство меры подвело обоих.

Мы сошли на землю и Олли обильно вырвало желчной зеленью.

Я тоже вызвал рвоту пальцами. Голова кружилась, словно там завелся небольшой торнадо. После второго позыва я чуть не бухнулся в лужу собственных отходов.

Как обычно, выходило, что удовольствия надо оплачивать каким-нибудь таким рыгальником.

В общем, мы совершенно обессилели и заснули прямо у нашего ковчега, спрятав головы под лодку, чтобы не слепило заходящее солнце. А проснулись мы уже в сумерках.

Нас разбудила Нин.

– Я так понимаю, можно вас поздравить? – поинтересовалась она, похлопывая лодку ладонью, как будто жеребца.

– А… да, – зашморгал носом Олли. – В общей сложности за сутки управились!

– А то и поздравили бы, – буркнул я.

Олли глянул на меня с укоризной. Он, наверное, думал, что я сейчас начну выяснять с ней отношения и орать как утром. Не на того напал!

– Вот и поздравляю! – покровительственно оскалилась Нин. – Может, сегодня ночью втроем и опробуем? И первое задание можно будет считать выполненным. Как?

– А чего ночью? – спросил я.

Но она сделала вид, что не расслышала.

Короче, нам ничего не оставалось как согласиться – уж очень хотелось считать выполненным первое задание. Есть перед этим я, правда,

зарекся. Какой смысл есть с такими извержениями?

– Только сначала чаю выпьем, надо желудок закрепить. У меня есть хороший сбор. Душица, календула, сушеная брусника, девясил, мед горных пчел, – перечислил Олли.

Я пожал плечами – я всегда был «за», когда речь шла о том, чтобы его обожрать. Я-то с собой кроме сухарей ничего не привез. Нин вызвалась нам заварить.

Чай показался мне вкусным до чрезмерного – по-моему, чаи не бывают такими вкусными. Я выхлебал полкотелка. Вторую половину выхлебал Олли. Нин даже не притронулась. Она сидела с чашкой на коленях, потирая ладони – я уже заметил, так она делала всегда, когда руки у нее ничем не были заняты.

– Может еще сделаем? – предложил Олли.

– Нет. Решили пробовать качели – значит, идем пробовать. Сделал дело – гуляй смело, – очень серьезно сказала Нин.

– Ты права, сначала дело, – к моему удивлению поддержал ее Олли. И когда только стакнулись, праведники шилоловы. – Боюсь, мы тут разжиреем вообще – все время едим!

Разжиреешь ты тут, кончая по семь раз за ночь, – подумал я и посмотрел на Нин.

Та казалась свежей и выхоленной. Даже вроде как окрепла со вчерашнего. По контрасту с нами – двумя ошпаренными раками – это выглядело вызывающе.

А когда мы вышли на берег и я поднял глаза к небу, то к ужасу своему увидел… полную луну, выпроставшуюся из-за запрещенного мыса.

А ведь еще вчера вечером я определил, что до полнолуния два дня. Значит, это было не «вчера»? Это что выходит – я проспал почти двое суток?

Нин мелкими шажками беременной козюли сбегала вниз с кручи по тропинке.

Ей не терпелось кататься. Качели и мастурбация – по сути одна малина.

Мы с Олли шаркали следом. Вдруг Олли как бы невзначай немного замедлился. Остановился и я.

– Послушай, Игрэ, я должен тебе что-то сказать, – прошептал он.

– Ну?

– Игрэ, как ты думаешь, может такое быть, что я с ней трахался больше суток?

– А ты как думаешь?

От волнения Олли до крови прокусил нижнюю губу. Не иначе как тоже луну увидел и дал волю своим мозгам молодого тюленя.

– Думаю, может. Только я же все это время проспал.

– Игрэ, мне, честно говоря… мне страшно, – Игрэ прямо-таки трусило.

Вот уж я не ожидал так не ожидал!

Вот это было заявление!

Этому непробиваемому самовлюбленному барчуку было «страшно»!

У него даже жилка на шее подрагивала. Не хватало только описаться! А уж лицо было просто как аллегория смертной тоски. Я почувствовал, что просто уполномочен судьбой его утешить.

Я приобнял его за плечи и напустил на себя тупорылости. То есть того, что иногда называют «здравомыслием».