Корабль судьбы
Шрифт:
– А если никто тебя не послушает? Что тогда? Ты отступишься?
– Не могу, – просто ответила Роника. И коротко, невесело рассмеялась. – Потому, что, если я сдамся и отступлюсь, мне будет просто нечего больше делать на свете. Это единственное, чем я могу помочь своей семье. Если я стану этаким слепнем, который будет жалить Удачный, побуждая его к деятельной жизни, тогда рано или поздно Кефрия и дети смогут вернуться. По крайней мере, я смогу с ними связаться и получить от них весточку. Сейчас, когда мы то и дело деремся, а ближайшие соседи вусмерть перестали друг дружке доверять… не говоря уже о клейме изменницы, которым меня осчастливили… какая речь может идти о возвращении моей семьи? И потом, если некоторым чудом Альтия с Брэшеном все же сумеют отбить «Проказницу» и вернуть ее домой, у них должен быть дом, в который можно вернуться, а не одно название. Знаешь, Рэйч, последнее время я чувствую
Рэйч посмотрела ей прямо в глаза, и Роника смолкла. Она успела забыть, с кем говорит. Слова сорвались с ее языка прежде, чем она успела их хорошенько обдумать:
– Твоего мужа продали раньше, чем тебя, и угнали в Калсиду. Ты думала когда-нибудь о том, чтобы разыскать его?
Рэйч обхватила свою чашку обеими руками, грея ладони. Видно было, как сразу намокли у нее ресницы, но слезы по щекам так и не потекли. Рэйч опустила голову, и Роника долгое время не видела ее лица – только пробор, светлый на фоне темных волос.
– Прости меня. Я… – начала было она.
– Ничего. – Рэйч говорила тихо, но голос был тверд. – Нет, я не буду и пытаться его разыскать. Лучше я буду думать, что он оказался у доброго хозяина, сумевшего оценить его дар каллиграфа. А он пускай верит, что мы с сынишкой оба живы и тоже обрели неплохой дом. Но если я отправлюсь в Калсиду – с такой-то отметиной на лице, – меня для начала быстренько схватят как беглую и я снова окажусь в неволе. Только татуировок прибавится. Но даже если б я и сумела отыскать мужа, мне пришлось бы рассказывать ему о том, как умирал наш маленький сын. Смогла бы я ему объяснить, почему наш мальчик умер, а я все еще жива? Сколько ни пытаюсь вообразить себе, как могла бы произойти наша встреча, все равно все всегда кончается плохо. Если пытаешься пройти путь до конца, Роника, тебя обязательно в итоге ждет горечь. Мне и сейчас горько, уж что говорить… Но лучшего уже не будет. Может только стать еще горше.
– Прости меня, – повторила Роника неуклюже.
Были бы у нее деньги и корабль, она непременно снарядила бы кого-нибудь в Калсиду. Чтобы разыскал-таки мужа Рэйч, выкупил его из неволи и обратно привез. Да, после этого им обоим пришлось бы жить с памятью о погибшем сыночке. Все верно. Но потом родились бы еще дети. Роника это знала лучше многих. Они с Ефроном утратили своих сыновей во время Кровавого мора. Но потом в должный срок у них родилась Альтия. Роника не стала рассказывать об этом Рэйч. Но про себя дала обет себе самой и Са: «Если моя жизнь все-таки повернется к лучшему, я непременно сделаю так, чтобы и для Рэйч настали светлые дни. И это самое меньшее, чем я могу отблагодарить женщину, не бросившую меня в самые мои черные дни».
Но все-таки для начала ей следовало переломить собственную злую судьбу. В частности, хватит уже позволять другим людям делать опасную работу вместо нее. Пора браться самой.
– А у меня с Сериллой никаких сдвигов, – прежним деловым тоном сообщила она Рэйч. – Кажется, пора брать то, что я разузнала, и пускать в ход… возможно, начихав на сегодняшнее решение Совета. Если эти старые пни вообще хоть что-то решат. В любом случае завтра пораньше с утра я пойду с тобой к рыбакам. Надо будет застать их прежде, чем они отправятся в море. Попробую переговорить с Малявкой Келтером и попрошу его замолвить словечко другим семьям с Трех Кораблей. Скажу им так: настало время не просто навести мир и порядок в Удачном, но даже больше – пора уже нам самим собой владеть! И открыто о том заявить! Но для этого потребуется весь наш народ, а не только старинные торговые семьи. То есть и поселенцы с Трех Кораблей, и даже те «новые купчики», которых удастся убедить жить по нашим прежним законам. То есть в первую очередь – никакого рабства. Каждый должен будет стать частичкой того нового Удачного, который мы непременно построим. – Роника помолчала, обдумывая дальнейшее. Потом пробормотала: – Вот только хотела бы я знать хоть одного из «новых купчиков», которому можно было бы доверять.
– Всем можно, – негромко вставила Рэйч.
– Всем? – переспросила Роника
– Ты же сама сказала – частичкой нового Удачного должен будет стать каждый. И тут же целое сословие начисто исключаешь.
Роника крепко задумалась над ее словами.
– Скажем так, – проговорила она наконец. – Говоря о Трех Кораблях, я имела в виду всех, кто появился в городе уже после того, как его основали старинные семейства. Все, кто стал здесь жить и принял наши законы…
– Подумай еще раз, Роника. Ты в самом деле не видишь нас? Хотя мы тоже здесь поселились?
Роника ненадолго прикрыла глаза. А когда вновь подняла веки, то прямо и честно посмотрела Рэйч в глаза.
– Стыд и срам, – сказала она. – Ты кругом права, моя дорогая. Как ты думаешь, кто мог бы говорить от имени всех рабов?
– Не называй нас рабами, – ответила Рэйч. – Так называли нас те, кто хотел нас сломать. Вышибить из нас душу. Сами себя мы предпочитаем называть татуированными. В знак того, что они смогли пометить наши тела, но души – ни в коем случае.
– А вожак у вас есть?
– Ну… не то чтобы предводитель. Когда здесь была Янтарь, она дала нам много полезных советов. Она говорила так: «В каждом хозяйстве изберите кого-нибудь, кто будет знать все обо всем. Если кто-то сумеет разузнать нечто полезное, такое, например, что может помочь задумавшему сбежать на свободу либо просто самовольно отлучиться, – скажем, дверь, в которой сломался замок, или тайничок, где у хозяина лежит полузабытая заначка, – нужно сразу рассказать тому осведомленному человеку. Рано или поздно кто-нибудь из вас выйдет в город – допустим, пошлют за покупками, или белье полоскать, или еще за чем-нибудь. Тот человек сможет встретиться с татуированными из других домов. Так будут распространены добытые вами сведения и получены другие, взамен. В частности, смышленый татуированный сможет прознать, что такой-то хозяин посылает телегу с семенным зерном на определенную ферму, и передать с нею словечко своим близким или друзьям, которые там работают. Или стащить деньги, отложенные хозяином, и спрятаться в возу с сеном, а там и сбежать…» Еще Янтарь не советовала нам заводить одного-единственного предводителя, на которого все бы надеялись. Пусть, говорила она, их будет много – как узелков на уловистой сети. Ведь единственного предводителя могут схватить и пытать до тех пор, пока он всех не заложит. Но пока вожаков у нас много, мы – как та сеть. Даже если пополам ее распороть. Узелков в каждой половине останется еще ой как много!
– Янтарь этим занималась? – удивленно переспросила Роника. – Та самая Янтарь, резчица по дереву? – Рэйч кивнула, и Роника спросила еще: – Но зачем ей это понадобилось?
Рэйч пожала плечами:
– Кое-кто болтал, будто она сама побывала в неволе, хотя у нее и нет татуировки. Видишь ли, она носила в ухе кольцо свободной. Такое кольцо калсидийские вольноотпущенники должны по тамошнему закону сами себе покупать и носить в знак того, что им была дарована вольная. Я как-то спросила ее, сама ли она выкупилась на свободу, или это кольцо ей осталось от матери. Она, ты понимаешь, долго молчала. А потом сказала мне, что это был подарок от одного человека, которого она очень любила. Когда же я спросила Янтарь, с какой стати она взялась нам помогать, она просто ответила: «Я должна». Я так поняла, что для нее это очень важно. По каким-то личным причинам. Знаешь, как-то раз один из наших сильно на нее рассердился. И начал кричать, что, мол, ей-то легко играть во всякие игры и чуть ли не к восстанию народ подбивать. Вот такие, дескать, всех втравливают в неприятности, а сами в кусты! Он сказал, что она, может, как-то соскребла татуировку, а другие не могут. Она посмотрела ему в глаза и сказала: «Все верно». Тогда он стал настаивать, пусть она расскажет, почему это она нам помогает, иначе, мол, ей нельзя доверять. И тогда произошло кое-что странное. Янтарь расхохоталась и заявила: «А я, знаешь ли, пророчица. Меня послали спасать мир!»
Рэйч улыбнулась. Роника недоуменно смотрела на нее, и опять некоторое время обе молчали. Потом Рэйч наклонила голову и проговорила задумчиво:
– Многие тогда рассмеялись при этих словах. Дело-то происходило у фонтана, где невольницы полоскали чужое белье. Ты в тот день послала меня на рынок, я и остановилась поболтать. Был, помнится, солнечный такой, хороший денек… да еще и Янтарь своими разговорами заставила многих поверить, будто мы вправду сумеем кое-что переменить в своей жизни к лучшему, может, даже обрести собственный выбор. Ну и все, конечно, подумали, что насчет спасения мира – это она так пошутила. Но когда она засмеялась… было что-то в ее смехе… В общем, я подумала: а что, если она смеется просто потому, что знает: можно во всеуслышание открыть правду и ничего не бояться, ведь все равно никто не поверит?