Коран от шайтана
Шрифт:
– Его мать уже привела на заклание, – передаю улыбкой сарказм. – Так что ему пришлось бы несладко.
Он будто бы кивает. Глухо бормочет что- то в своей защите от чужих взглядов. Вечером Насиф встречает меня, заглядывает в глаза.
– Тебе нужно лечиться от раболепия, которое тебе насадили в детстве, – сетую от того, что наложник порывается встать на колени.
– Я приготовил вам ужин и танец.
– За ужин спасибо, танец не обязателен.
Всё же мужчина торжественно выходит передо мной на середину ковра. Я даже ощущаю, как бирьяни встаёт у меня комом в горле. Насиф выглядит слишком соблазнительно,
– Довольно и плова, и зрелищ, – отталкиваю блюдо и порываюсь сбежать от самой себя и пожара страсти, который охватывает моё тело за считанные минуты.
Но наложник ловит мои руки и мягко тянет к себе, кладёт мои ладони на свои бёдра и продолжает двигаться в такт музыке.
– Ты сам- то этого хочешь? – решаю, что честность – лучшая защита.
– Чувствуете, как бьётся моё сердце? – Насиф переводит мои руки на свою грудь.
Под мышцами и рёбрами работает сильный мотор молодого организма. Мужчина прижимается ко мне всем телом.
– Мне кажется, вы чувствуете мой ответ, – шепчет наложник. – Да. Мириады раз да.
– Ну тогда… Ладно…
В чёрной акварели ночи стараюсь стереть свои мысли о Фариде, Ильнуре, гареме, слишком смелом наложнике Камиле. И всё же они ложатся на картину яркими пятнами. Утром стираю с сонного лица Насифа синеву слёз девственности – главный оттенок этого мира.
– Вы самая потрясающая на всей планете.
Насиф варит нам кофе полуголый, стоя ко мне в три четверти. Изредка поднимает на меня свой кофейный по цвету и температуре нежности взгляд.
– Лишние комплименты мне не нужны.
Не знаю, почему… Но я до сих пор стесняюсь того, что у меня есть наложник. У нас в Индостане такого обычая нет. У нас можно иметь несколько мужей. Вот и все правила.
– Это просто вулкан моего восхищения… Невозможно остановить его лаву.
Мужчина подаёт мне чашку так, чтобы соприкоснуться пальцами.
– Ты хотел бы навестить отца, друзей?
– Конечно! – он даже радостно подскакивает.
Для меня это возможность хоть как- то нивелировать для Насифа его состояние рабства. А ещё это шанс увидеть запретный плод, который так и манит своим серым взглядом. Пока Насиф беспечно болтает с кем- то из гарема, я будто бы любуюсь садом. По нижнему ярусу прохаживается королева в сопровождении нескольких наложников. Только потом понимаю, что у гарема есть отдельный выход в парк. Дверь его приоткрыта и манит, как в недоброй сказке. И всё же я решаюсь нырнуть в прохладу дворца. Охраны нет, поэтому я лисицей лезу в чужой курятник.
– Вас здесь быть не должно, – эта фраза обрывает моё сердце.
Сзади стоит тот самый Камиль.
– Я просто…
– О, не надо объяснений, мне всё равно.
Он внезапно хватает меня за руку и ведёт в потайной угол помещения.
– Я здесь часто прячусь ото всех, – поясняет он, отодвигая ширму, которая служит будто бы украшением.
– Зачем?
– Я не наложник, – его серые глаза переливаются оттенками голубого.
– А кто?
– Политический пленник.
Удивлённо изучаю его лицо, пытаясь понять, насколько он похож на пленника.
– Ну… я был разведчиком от Франции. Меня взяли. А королева
Короткую беседу обрывает болтовня наложников. Камиль тянет меня в другой угол помещения, на лестницу.
– Куда мы? – только и успеваю спросить.
Пленник вылазит в окно, подаёт мне руку.
– Вы хотите уйти незамеченной?
А приближающиеся голоса меня подстёгивают, как кучер лошадь. Следую за Камилем. Балансируем на тонком карнизе над внутренним двориком.
– Где ваше окно? – шёпот мужчины почти сливается с шелестом фонтанчика внизу.
– Самое дальнее.
Его пальцы, держащие мою руку, такие горячие, что спасают меня от холода страха. У нужного окна он галантно помогает мне спуститься.
– Вы отчаянный.
– Вы тоже.
Напоследок он вкладывает мне в ладонь смятую голубую ромашку. Бедняжку уже невозможно спасти, поэтому я кладу цветок между страниц постулатов мариата. Пусть будет моим амулетом от подводного течения интриг в королевском дворце.
5
Потом понимаю, что в этой жёсткой стране хватает отчаянных мужчин. Во время очередной утренней прогулки по сонному Эр- Зияди вижу огромную роспись на стене жилого дома. Раскидистый синий шиповник, окружённый бязью, которая гласит: "Мир роняет лепестки слёз".
– Что это? – смотрю то на рисунок, то на Бабера.
Он качает головой, выражая недоумение. Приходится за обедом спрашивать у хозяев города. Королева роняет вилку, буровит меня взглядом исподлобья, потом шипит:
– Просто кто- то украсил дом.
Её злое выражение лица становится сигнальным огнём над какой- то тайной. Утром снова тороплюсь на туманные улицы, теперь беру с собой Насифа. Но шиповник и бязь уже стыдливо закрыты слоем белил.
– Вам не стоит думать об этом, – наложник бледнеет в тон свежепокрашенной стене.
Это заводит меня на новый круг лабиринта размышлений. На следующий вечер и вовсе замечаю снова казнь.
– Опять кто- то кому- то изменил? – шагаю к площади.
Фарид со своей свитой пытается остановить меня. И я вижу, как толпа кидает камни сразу в троих мужчин. Те принимают свою мучительную смерть стойко. Первым погибает от точного удара в затылок самый молодой. Тот, что постарше успевает вытянуть вверх руку и показать всем сложенные средний и большой пальцы на правой руке. Но и его забрасывают булыжниками. Третий просто глядит на меня, не отрываясь. Я же вновь не могу отвести глаза от этого зрелища бескрайней жестокости.
– Что это было?
– Просто казнь.
Я не выпускаю из своих покоев принца. Его глаза уже рассказывают мне самую страшную повесть мужчины, попавшего в золотую клетку.
– Это не просто казнь. Тот мужчина показал некий жест… И я видела рисунок…
Фарид вырывается из моих рук и убегает, будто мальчишка от строгой матери. Единственным источником информации для меня остаётся Камиль. Знает ли он что- то? Моё любопытство настолько огромно, что я даже готова идти по тонкому карнизу и лезть в окно гарема. Подстерегаю свой шанс узнать всё в тот промежуток времени, когда наложникам позволяют выйти на воздух. Будто бы нечаянно задеваю плечом французского шпиона.