Корейский для начинающих
Шрифт:
Я была настолько поглощена готовкой для человека, оказавшего мне внимание, что не заметила, как время перевалило за два часа дня. На удивление с чужими сковородками и электрической плитой я справилась легко, ничего не разбив и не порушив. Решив добавить последний штрих стопке румяных блинов, башней возвышающихся на тарелке, я взяла густой вишнёвый джем, отрытый где-то в просторах гигантского магазина, и наваяла на верхнем блине смеющуюся рожицу с высунутым языком, припомнив юнсоновскую шутку с презервативами.
Довольная собой, я уселась с планшетником на диван, постоянно поглядывая на часы. Никого
— Вы рано, — сказала я с улыбкой, но немедленно вошла в ступор, когда из-за верхней коробки высунулось незнакомое лицо корейской наружности.
— Нугуя*? — ошарашенно и резко спросил он, едва не уронив коробки, но вовремя их подхватил и сгрузил на журнальный столик.
— Ачжощинын нугуимникка? — переспросила я тоже самое, но только более вежливо, несмотря на то, что ко мне обратились неформально, на падмале — разновидности невежливой речи, которая в данном контексте отображала экспрессию.
Заболтав что-то с красным от возмущения лицом, из чего я разобрала лишь имя Юн Сона и слово «женщина», он, наконец, вкурил, что я ничего не поняла, тогда в том же тоне продолжил на английском:
— Кто вы такая и что делаете в этой квартире Юн Сона?
– Я… А вы кто?
– Брат жены Юн Сона! — глядя на меня, как на кучку экскрементов, пояснил он, раздуваясь от гнева, тогда как я, подавляя испуг, едва держалась на ногах.
Конечно, наличие супруги, в чем я была уверена, предполагало наличие родственников, но встречаться с членом семьи Юн Сона, тем более, находясь в домашней одежде в его квартире, с его планшетником, на его диване, и, что хуже, в обнаружившихся во вполне холостяцкой квартире тапочках совсем немужского размера, мне не хотелось.
— Агащи*, вы меня понимаете?! — заорал он, крепко сжимая кулаки, точно собрался меня ударить.
Я осторожно кивнула, совершенно не зная, что сказать, так как любое сказанное мною слово может отразиться на Юн Соне.
— Ачжощи, вы не так поняли, — моментально собралась я, что далось с трудом. — Юн Сон щи вчера сбил меня машиной, из-за чего я опоздала на поезд до Пусана, а переночевать мне было негде, — неожиданно сообразила я правду с элементами выдумки — так сказать, первое, что пришло на ум.
На всё ещё покрытом розовыми пятнами лице мужчины отразилась попытка поверить в услышанное.
— Какая ложь! — снова возмутился он, всплеснув руками и цокнув. — Кто вы вообще такая? Вы хоть знаете, что жена Юн Сона в больнице в коме в критическом состоянии? Разве вас это ни капли не беспокоит? Айгу, да что же это такое? Как он мог так поступить? — на глазах мужчины неожиданно выступили слёзы, а голос к концу речи потух, точно огарок свечи, невольно заставив сжаться от жалости моё сердце.
Господи, как такое возможно? Измена уже являлась чем-то непристойным и ужасным, на что я махнула рукой, легкомысленно решив, что, возможно, в семье
Безысходность и гнев, охватившие меня, стерли без остатка все светлые добрые чувства, и пускай меня саму никто не обманывал, я чувствовала себя грязной, использованной и не могла совладать с накатывающими слезами. Руки едва слушались и почему-то стали ледяными, озноб неприятными волнами раскатывался по всему телу. Господи, бедный ачжощи, бедная жена этого человека — даже в мыслях я больше не могла произнести ненавистного имени — за что ей такое чудовищное горе? Рюкзаки были переполнены, а бумажный пакет из магазина, где я приобрела пиджак, норовил порваться, посему я просто выкинула невлезающие сандалии, которые были безвозвратно испорчены. Давясь слезами, я из последних сил спустилась вниз, не забыв скрыть глаза за тёмными очками, чтобы не показывать ачжощи, который остался, чтобы проконтролировать мой уход, своего истинного состояния. Истерика едва не вырвалась наружу, когда мы уже спускались вниз в неловком молчании под его изъедающие ненавистью взгляды, как вдруг створки дверей лифта открылись, и там оказался виновник всеобщего угнетения, в глазах которого застыл перманентный ужас.
— Хён*… — выдавил Юн Сон бесцветным голосом. — Хён, это…
— Заткнись, Юн Сон! — на понятном мне корейском сказал ачжощи и довольно грубо вытолкнул меня из лифта.
— Агащи, сами доберетесь до вокзала, — брякнул он, не глядя в мою сторону. — А ты едешь со мной…
Моё состояние граничило с желанием наложить на себя руки. Сгорая от стыда, я просто двинулась в сторону выхода, но путь мне перегородил Юн Сон.
— Я отвезу вас на вокзал, Анна, я должен объяснить…
— Объясните всё своей жене, что находится при смерти, — обозлённо бросила я и оттолкнула его от себя.
— Анна…
— Юн Сон, ты что творишь? — злобный голос ачжощи эхом раздавался в ушах.
В следующую секунду я едва не обронила все свои сумки, когда он схватил Юн Сона за воротничок и затряс, что есть силы, что-то горланя на корейском, из чего я уловила лишь одно грязное слово. Судя по всему, первое оцепенение и ужас, читавшийся в каждом взгляде и движении, исчезли, оставив на лице Юн Сона лишь злобу, и он уже не стеснялся в выражениях, крича в ответ на брата жены.
Я бросилась к выходу, больше не желая видеть ни одного, ни другого, а консьерж с осуждением глядел мне вслед, качая головой из стороны в сторону. Такого позора я ещё никогда не испытывала. В спину неслись просьбы Юн Сона остановиться, подождать его.