Коричневые ампулы
Шрифт:
– Занятно, - погрустнел Стариков.
– Впрочем, она оправдала ваши надежды. Но одного совпадения для убежденного вывода мало. Что-то еще есть... Еще какой-то штрих позволял вам утверждать, что именно все случится так, как вы предсказывали.
Ельчанинов на минуту задумался: говорить или не говорить?
Ведь о загадочной девице знает и еще один человек: техник, который преподнес Ельчанинову злополучные ампулки. Решил не объяснять:
– Никакого сокровенного штриха нет.
– Значит, разыграли старика, дорогой сосед, - заключил Стариков и добавил: - Один - ноль в вашу пользу, коллега. Опыт удался. Блондинка послушна вашим капризам.
– Извините.
– Верно, не стоит. Все-таки, когда проявите пленку, подарите один снимок. Просто так. На память о курьезах. Занятно буду выглядеть!..
Ельчанинов в тот же день сдал пленку в фотомастерскую.
Поторопил, чтобы успели проявить до его отлета. Командировка кончалась.
И вот она проявленная, в руках Ельчанинова.
С нетерпением сел у настольного просмотрового фонаря с объективом. Тут же, в мастерской. Быстро нашел нужные кадры. Скользнул взглядом по одному, другому... и вытер пот со лба.
Что это значит? На каждом кадре только Стариков. И больше никого... Как же так? А где женщина? Ведь он фотографировал их вдвоем! И у парапета, где она повязывала косынку на шею, и на лавочке, когда учила Старикова соловьиному пению. Все кадры отличного качества. Выдержка, ракурс, композиция.
Не зря же старался! Куда девалась блондинка? Почему ее нет даже в тех кадрах, где должна быть на переднем плане? Вот и кадры построены так, что каждый рассчитан на ее присутствие.
И все же ее нет. Как ветром выдуло...
Не доверяя собственным глазам, Ельчаиинов отпечатал отснятое. А вдруг блондинка объявится на карточках! И снова на них был только Стариков. Во всех позах, которые показались Ельчанинову наиболее впечатляющими. Вот Стариков ведет под руку молодую женщину, но поскольку она отсутствовала, то Стариков шел через дорогу, держа правую полусогнутую руку слегка перед собой, как бы прося у встречных подаяния. Вот он раздирает пальцами рот, стремясь изобразить соловьиную вертушку. Конечно, так он мог поступить только по совету блондинки. Вот, вот, вот. Стариков оживлен, взволнован. Он неестественно выбрасывает руки, изображая какое-то незримое действие. Ельчанинов знает, что руки Старикова в то время не были пустыми, в них была книга по истории искусства. Даже на тех кадрах, на которых снимал блондинку крупным планом, она исчезла, но зато и здесь прорисовался Стариков. А его не должно быть, потому что он стоял позади нее. И здесь Стариков был прорисован до мельчайших деталей. Виделся целиком...
– Поразительно!
– так и ахнул Стариков, когда Ельчанинов развернул перед ним отпечатанные снимки.
– Куда же она девалась? Это, знаете, просто непостижимо!
Долго сидели молча.
На столе были разбросаны снимки.
– Получается, что ее в то время как бы и не было...
– наконец сказал Ельчанинов.
– Получается, черт знает что получается!
– вспылил Стариков, почувствовав себя глубоко оскорбленным поведением молодой женщины. Какой-то оптический обман, а не женщина!
– Вот об этом я не подумал, - отозвался Ельчанинов.
– Наверно, так и есть: что-то беспредметное, которое не оставляет даже следов на пленке, двигалось и говорило под видом женщины. Любой луч, любая тень оставляют следы. А тут... Нет, я не понимаю...
– Тут кроется нечто чудовищное!
– опять воскликнул Стариков.
– Конечно, это жестоко, но я хотел убедиться в своих предположениях, наконец решил признаться Ельчанинов.
–
– Кажется, начинаю понимать, - медленно, в тревожном раздумье сказал Стариков.
– Она и в самом деле физически связана с ампулками.
– Вы так считаете?
– Кто-то заинтересован в том, чтобы выявлять людей, принимающих коричневое лекарство...
– Неужели только потому, что оно лечит? Что за вздор!
– возмутился Ельчанинов.
– Лечить-то оно лечит, но какой ценой, вот в чем вопрос, - размышлял Стариков.
– Совершенно очевидно, с лекарством отправляют и ту информацию, которая интересует производителей ампулок. Да-да! Именно так! Весь секрет ампулок в информации, которой их начинили. Потому и следят за каждым, кто их принимает. Боюсь, что нас распознают по картинкам, по этим стрельчатым и готическим храмам, которые нам снятся и которые становятся известными блондинке и еще кому-то, кто с ее помощью выявляет всех принимавших ампулки. Да! Сновидения - как пароль! Они помогают ей удостовериться в точности прихода. Возможно, ей помогает мозговое излучение пациента, которое она, придя на вызов излучения, улавливает микрофоном.
– Это враждебные эксперименты над человеком! Они стремятся влезть в наши мозги, - разволновался Ельчанинов.
– Враги стремятся проникнуть в тайну тайн, - акцентировал его мысли Стариков.
– Принял ампулки - и уже ты не хозяин собственным мозгам!
– Особенности человеческого мозга далеко не изучены, - продолжал размышлять Стариков.
– Уверен: в нем заключены коренные тайны Вселенной, самые глубинные ее творческие силы. Для тех, кто из иного мира, и я, и вы, и вообще все наши люди - вроде сладких пряников. Наше воображение воспитано в другой идейной плоскости. Где-то там хотят знать, а насколько оно восприимчиво к их системе образов, и есть ли в нем щели... Так оказать, нужные для них лазейки.
– Вторгнуться в мозг любой ценой! Так, что ли?
– воскликнул Ельчанинов.
– Вот именно!
– подтвердил Стариков.
– Лечебные свойства ампулок всего лишь приманка. Наглотается человек коричневого зелья - и он уже чей-то. Даже начнет говорить на чужом языке. Вот как могут подкрасться к мозгу!
– Неужели это возможно?
– Вполне! По этому методу лечения лекарство как бы взрыхляет мозг, приспосабливая под свои семена, и вживляет их в нужном месте. Коварные семена! У них сильное энергетическое поле, способное превратить мозги в добровольного пленника.
– Затуманить?!
– Не совсем так. Лекарство исподволь увлекает природные силы мозга за собой.
– Подчиняет. Берет их за горло! Так?
– возмущался Ельнанинов.
– В нем заложена эта хищность. Известно: каждый человек является продуктом живой природы и социальной среды. В его образах - ощущения, привязанность, тяга к своей малой родине, к Отечеству. И заметьте: в яркости и широте их сказывается природная энергия любого существа, а значит, видятся возможности отдачи этой энергии на общее благо. Можно сказать, и я уверен, что так оно и есть на самом деле, что у себя на родине и с думой о родине человек более всего способен выражать себя, свой дух, свои творческие силы.