Коридор кривых зеркал
Шрифт:
– И вот наверху тупое, властолюбивое, подозрительное существо, готовое грызть глотки за свое место – не в переносном, а прямом смысле.
– Смысл их существования – кресло, в котором они сидят. Чем оно шире, тем вожделеннее… На вершине Пирамиды не человек, а Кресло. Оно фетиш. Мечта любого карьерного верхолаза вписаться в него так, чтобы его не выковырять оттуда и экскаватором.
– А если тому же Верховнику вздумается порулить, и он начнёт отдавать приказы?
– Ну и что? Пирамида – это система. Все деструктивные импульсы будут заблокированы бюрократией, заморожены и заболтаны на уровне квалифицированных исполнителей.
– А
– Ну так это тоже бюрократическая процедура. А мы мастера процедур.
– А зачем такая власть вообще? Зачем её вершина, которая не несёт никаких обязательств?
– Потому что власть – это самостоятельная сущность. Взамен которой пока мы ничего не можем предложить, если хотим организовать полноценное общество, а не прятаться по пещерам и не охотиться с дубинами на пятнистых кошкоенотов.
– В этом что-то есть.
– А как вы выстроили свою систему управления?
– Социальное конструирование, развитая техносфера и высокая духовность населения – три кита Системы Прогрессивного Управления.
– Звучит убедительно, но пока нам не по силам.
Между тем у купцов торг накалялся.
– Смузи трухлявые, жабрецы величальные за пятьсот! – причитал Абдулкарим. – О, Аллах, будь милосерден к своему верному слуге. Так, а это что? Кавтуки корневые – тысяча волн. Ох, ох.
– И за всё это – лишь жалкие генератор молитвенных волн, этический резонатор и подводный туннельный маслорез, – достойно отвечал Брукс Мельдоний. – Это выгодно вам и совсем не выгодно нам. Но поскольку дружба превыше выгоды, то…
Я отхлебнул горячий напиток, призадумался, потом поинтересовался:
– А почему снизу не сделать встряску и не сковырнуть людей, которые вряд ли в силу интеллектуальных особенностей смогут что-то противопоставить?
– И запустить процесс по новой? Чтобы была грызня наверху и опять закончилась тем же самым?
– Вы уверены, что закончится этим?
– Проверено. Даже выведен цикл – двадцать пять лет, и все будет по-прежнему Но только с издержками – интригами, может, даже с кровью, грызней, уничтожением перспективных проектов. Поймите, у нас гомеостаз – система идеального равновесия. Мы не имеем сколь-нибудь серьезных внешних и внутренних угроз. Нам не нужна мобилизация и консолидация населения. А для приятного путешествия по спокойной реке неторопливый колесный пароход куда предпочтительнее реактивного катера, быстрого, но опасного.
«Да, много нам открытий чудных готовит просвещенья дух», – подумал я, весьма озадаченный нарисованной картиной.
– А полуяриков боязливых нам в таком количестве не надобно, почтенный. Не надобно! – воскликнул Абдулкарим, всегда тонко чувствовавший, когда его хотят надуть. – Как говорили наши предки – не надо нас кидать, и не кидаемы будете!..
Миссия вторая
Только для чёрных!
– Запретные удовольствия в «Запретном плоде»! Встречайте знаменитого Тима Капуцина! –во всю свою лужёную глотку проорал Хромой Рол, и зал отозвался восторженными воплями.
Тим тяжёлыми шагами поднялся на сцену и его щёки зарделись. Он не испытывал никакой тяги к тому, чтобы красоваться на публике, не любил всеобщее жадное внимание, и его нисколько не прельщала земная слава. Он не стремился блистать и срывать
В просторном, набитом людьми, зале кафе «Запретный плод» витал терпкий дым дешёвых сигар. Обстановка была простая и незатейливая, похожая нас сельскую – обшитые грубыми деревянными панелями стены, деревянные столы и стулья, деревянная стойка бара и деревянная сцена со старым грязно-белым роялем. Никакой тебе новомодной цветомузыки, вогнутых зеркал, сверкающих шаров под потолком. Здесь царила аскетическая самодостаточность, которая живёт всего лишь в шаге от бедности. Зато звуковая аппаратура была дорогой и мощной.
Большинство посетителей, одетых в бедные старомодные костюмы вызывающе скромных расцветок и в шляпы – это трущобный народец. Белые, бледные лица, с красным алкогольным отливом или с присущей любителям наркотической северной колючки синюшностью. Тим даже восхитился, какой отборный сброд собрался здесь. Поколениями сидящие на пособии по безработице бездельники, сутенёры и шлюхи, торговцы наркотиками и грабители, вкалывающие за гроши на вредных производствах работяги. Но людьми не рождаются – людьми становятся. И сегодня все они пришли слушать его. И пока он, покачиваясь на каблуках, разглядывал их, шум в зале стихал.
И вот люди замолчали в ожидании. Тут Тим, ощутив привычный душевный подъём, задорно прокричал:
– Я пришёл к вам, чтобы сорвать тонкую плёнку приличий и скучного морализаторства! Я пришёл, чтобы раздвинуть ваши горизонты! Я пришёл стереть ржавчину устойчивых представлений и морали! Я пришёл взорвать ваше сознание!
Зал заулюлюкал, захлопал. А Тим продолжил уже тоном ниже:
– Я здесь, чтобы призвать демонов прошлого. Открыть вам тех, кто терзал души людей на Земле в далёком великолепном двадцатом веке. Сегодня наш вызов замшелым культурным устоям и высокомерному чванству общества – французский шансон!
Он шагнул к проигрывателю, отработанным снисходительным жестом мастера ди-джея прокрутил виниловую пластинку взад-вперёд с характерным скрипом. И полился колдовской, наполненный неугасимой жаждой жизни голос Эдит Пиаф на никому незнакомом здесь французском языке.
Потом были Мирей Матьё, Джо Дассен, Ив Монтан. Песни чередовались с рассказами Тима об истории культуры Земли, о её людях. Потом опять звучала чарующая музыка.
И грубые лица разглаживались, тупые выражения сменяла осмысленность и вдохновлённость. Всех таких разных посетителей сейчас объединяло чувство единения, ощущение общей культуры и общей ноты, которая дрожит в душе, делая близкими тех, кто рядом. Большинство этих людей знало, что у них нет достойного будущего. Но у них было волшебное настоящее, которое дарил им Тим.
Новые мощные динамики, неделю назад прикупленные по случаю хозяином бара «Запретный плод» Хромым Ролом у известных на весь район скупщиков краденого братьев Хапугисов, звучали выше всяких похвал. Наверное, еще недавно они услаждали ритмичной напористой музыкой уши чопорных представителей богемы в каком-нибудь концертном зале в центре Юдостана, а теперь радовали простой народ, и в этом была какая-то изначальная справедливость – будто зелёный росток пробивался сквозь асфальт неравенства и расовой сегрегации. Во всяком случае, Тиму казалось именно так. У него вообще за время пребывания на этой планете на многое поменялись взгляды.