Коридор
Шрифт:
Я сделал громче, но тут за спиной раздалось цоканье когтей по паркету. Явился Хаски — значит, и Гарри где-то недалеко. Повернув голову, я заметил его силуэт в проеме двери. При виде меня Гарри застыл на пороге, но потом, видно, решил, что нет смысла поворачивать обратно, раз уж пришел.
— Доброе утро, папа.
Он поцеловал мою руку, а я обнял его.
— Привет. Рад, что ты наконец дома.
Гарри только плечами пожал. Сел напротив и принялся накладывать себе на тарелку яичницу. Хаски улегся на полу рядом с его стулом.
За полгода Гарри
Наконец Гарри не выдержал и решил пустить пробный шар:
— Спасибо за книги, пап.
— Не за что, — откликнулся я. — Тебе понравились?
— Ага. Особенно та, которая о Юнис Мюррей*. Хотя там сказано, что… Ну, помнишь случай, когда она жаловалась, что снитч на кубке Британии летает слишком медленно? Оказывается, это выдумка. Обидно. Но книга все равно хорошая.
— Ты много успел прочесть?
— До середины.
— Так ты уже давно встал?
Гарри смутился, что его застали врасплох.
— Ну да. Просто есть не хотелось…
Точнее, не хотелось никого видеть. Понятно.
— Кстати, ты написал тот реферат? — спросил я, складывая газету.
— Какой? — непонимающе ответил он и тут же спохватился: — А, про Николаса Фламеля? Ну… Пока нет, его только после каникул сдавать. А Фламель и вправду изобрел философский камень?
— Точнее, создал, — поправил я. — Способ получения камня известен давно, но только Фламелю удалось довести дело до конца. Во всяком случае, так считается. Я не очень хорошо в этом разбираюсь, если хочешь, найду тебе что-нибудь почитать на этот счет. Насколько я помню, о Фламеле вообще ходит много легенд, и не разберешь, где правда, а где выдумка. Сам он живет затворником в Париже и никуда не выезжает. Это и понятно, ему ведь шестьсот с лишним лет…
— А ты с ним знаком? — наивно спросил Гарри. — Я бы хотел с ним поговорить… Пап, ну что смешного?!
— Да ничего, ничего. Я Фламеля никогда в глаза не видел. Он — живая легенда, а кто я такой?
— Жалко, — пробормотал Гарри.
Воцарилось молчание. Наконец Гарри вздохнул, решительно отодвинул тарелку с яичницей и заговорил медленно, словно обращался к слабоумному:
— Пап, слушай, я ведь знаю — мама тебе уже рассказала, что я дружу с братьями Уизли. Ну, так давай к делу, а то книжки, Фламель… Чего ходить вокруг да около?
— Давай — что?
— Ну, ты же собирался меня отругать, вот и начинай быстрее, чтобы не тратить полдня. Мне сегодня еще надо потренироваться.
— Делать мне нечего… Не собираюсь я тебя ругать.
Гарри опешил. Я слишком быстро сдался — а он-то, должно быть, полночи придумывал аргументы.
— Да? — растерянно ответил он. — Ну ладно.
— Расскажи мне об Уизли, — попросил я.
Он заметно напрягся.
— Ты же сказал, что не будешь!..
— Я просто хочу знать больше о твоих друзьях, вот и все.
Гарри с досадой фыркнул, сдувая
“В эфире новости спорта, — бодро сообщил диктор. — Все еще не решен вопрос об участии игроков из бывшего Советского Союза в предстоящем Кубке Европы по квиддичу. По всей вероятности, спортсмены из России, Украины и Казахстана выступят в составе общей сборной, тогда как квиддичисты Грузии и прибалтийских республик требуют допуска к жеребьевке в качестве самостоятельных команд…».
— Ну и что, все равно болгар никто не обыграет, — пробормотал Гарри.
— Давай потом о болгарах. Сделай потише, ладно?
Он покрутил ручку на приемнике и вернулся к отставленной было яичнице.
— Понимаешь, — принялся он объяснять, — на факультете меня поначалу не очень хорошо приняли. Косились, пальцем показывали, как на мантикору в зоопарке. Приставали с всякими дурацкими вопросами: мол, правда ли, что у нас дома есть камера пыток или что меня каждый день круциатят. Я говорю: конечно, даже два раза в день — вместо обеда и ужина. «А на завтрак?» — спрашивают. А на завтрак, говорю, мы едим гриффиндорцев!
Открылась дверь, и в столовую вошла Динки с кофейником в руках. Я прижал палец к губам, и Гарри умолк. К счастью, Динки, кажется, не услышала последней реплики. У эльфов нет чувства юмора, я бы измучился ей объяснять, что молодой хозяин просто пошутил.
— Потом всем надоело, — продолжил Гарри, когда она вышла. — Всем, кроме Таулера, это один придурок с третьего курса. Но тот открыто ничего не говорил, а только исподтишка — подойдет и шепчет разные гадости, а потом сразу убегает. Однажды Таулер меня совсем довел, тогда я и вспомнил, что мама рассказывала про мистера Долохова. Как он еще на первом курсе треснул кого-то стулом по башке, и…
— Я знаю эту историю, — сказал я, наливая себе свежего кофе. — Так что с Таулером?
— Ну вот, — Гарри отодвинул пустую тарелку из-под яичницы и подтащил к себе блюдо с гренками, — я схватил стул и бросил в него. По голове не попал, а так, по руке задел. Но сильно, со всего маху. Это было в общей гостиной. Таулер как давай верещать, будто его режут. Орал, что я ненормальный, бросаюсь на людей ни с того ни с сего, что меня надо выгнать из школы, что он сейчас пойдет к МакГонагалл… Все, думаю, теперь точно отчислят. Ну и ладно, все равно мне там никто не рад. Но тут как раз подошел Фред Уизли. Или Джордж — я до сих пор не умею их различать…
— Они близнецы? — спросил я, пытаясь говорить спокойно, хотя внутри все кипело от злости. А МакГонагалл-то вещала о принципах благороднейшего из факультетов…
— Ага, близнецы, — кивнул Гарри. — Тоже с третьего курса, а их младший брат, Рон, учится со мной. И вот, короче, кто-то из них говорит: «Таулер, если ты сейчас не заткнешься, мы тебе еще добавим. Отстань от пацана. Ты сам к нему лез, сам же и виноват. И попробуй только пойти пожаловаться!».
Я только сейчас увидел, что сжимаю чашку с горячим кофе. Отставил ее и встряхнул рукой, чтобы унять жжение.