Коридор
Шрифт:
— Ох, это же совсем не интересно…
Он сложил руки на животе и опять наклонил голову набок. Мне показалось, что он сейчас вскочит на подлокотник кресла, как на жердочку.
— Добыть философский камень нелегко. Многолетние усилия, бессонные ночи, адский труд — а потом одна крохотная ошибка, и изволь начинать все сначала. Порой целой жизни не хватит… Оттого-то это почти никому не удается.
— Почти никому? — спросил Гарри. — Я думал, только вы…
— Нет, нет, были и другие. Но я один остался, так уж вышло.
— Но ведь камень дает бессмертие, разве нет? А все остальные…
Фламель
Полено в камине треснуло и рассыпалось ворохом искр. Бросив туда мимолетный взгляд, я заметил в пламени саламандру — она сидела неподвижно, рассматривая нас агатово-черными глазками. По алой тонкой кожице то там, то сям расползались уродливые выцветшие пятна, будто лишаи. Видно, она тоже была очень старая, как и все в этом доме.
— Бессмертие, — Фламель укутался поплотнее в мантию, — это еще один обман… Эликсира жизни, который получается с помощью камня, никогда не бывает достаточно. Это все равно что слизывать росу с листьев или жевать вишневую смолу — ты жевал когда-нибудь вишневую смолу, мальчик?
— Да, — ответил Гарри, когда я перевел ему вопрос.
— Ну, вот… Ее никогда не бывает много, правда? Тут, там, капельки, подтеки, чуть-чуть. Или взять калачики. Знаешь, такие семена травы, они вкусные, сладкие, дети их любят… Но их тоже мало, совсем мало, ими не наешься.
Фламель умолк, глядя в огонь. Я подумал, что пора вежливо прощаться и уходить — он явно выжил из ума. Немудрено, в таком-то возрасте… Смотреть на это было грустно, и каждая лишняя минута усиливала неловкость.
Гарри мелкими глотками пил шоколад и неотрывно смотрел на Фламеля.
— А, так вот, — сказал тот наконец. — Даже если тебе удастся после долгих усилий получить камень, то эликсира все равно не будет много. Его хватит, чтобы дать бессмертие тебе, ну и еще одному-двум людям. Конечно, двое бессмертных — это уже… уже… Ты как думаешь?
— А нельзя раздать хоть по капельке, но всем? — спросил Гарри.
Я перевел вопрос Фламелю.
— Можно, да только проку? Одна капелька может всего лишь исцелить. Эликсир затягивает все раны, лечит все болезни: и чуму, и холеру, и безумие, и паралич… Но чтобы спастись от смерти, нужно принимать его постоянно. Ты будешь жить сто, двести, триста лет — а твои друзья и родные сойдут в могилу. Хотел бы ты такого бессмертия?
— Нет, — немедленно ответил Гарри. — Зачем оно тогда нужно?
— Ну вот, ну вот, — Фламель опять не то засмеялся, не то закашлялся. — И они, те другие, тоже так решили. Ты все понимаешь правильно, мальчик, ты молодец. Не иди в алхимики, оно того не стоит. Например, Роже, — он любовно погладил узловатыми пальцами переплет книги Бэкона, — добился, чтобы в Огвартсе запретили преподавать алхимию. И был прав, ох, как прав…
— А можно посмотреть на камень?
Я украдкой погрозил Гарри пальцем, чтоб не наглел. Но Фламель лишь ласково улыбнулся.
— Камень не здесь, мальчик, он далеко. Хотя, может быть, ближе, чем ты думаешь. Или чем я думаю… Но пока увидеть его нельзя. Зато я тебе покажу кое-что другое. Атанор покажу, вот что, настоящую алхимическую печь.
По темным узким коридорам, рискуя
— А вот еще интересное, — прошамкал Фламель. — Иди сюда, мальчик, как тебя звать, я опять забыл… Том, Арри… Смотри.
В углу лаборатории у стола с инструментами стояли две чугунных жаровни. В одной горел самый обычный огонь, с тихим треском и шорохом облизывая березовые поленца. Во второй, соседней, тоже металось и дрожало пламя — но оно было темное, почти черное, и горело беззвучно, и воздух над ним пах озоном и снегом.
— Только руки не подноси к этому огню, ни в коем случае, — предупредил Фламель. — Он не горячий, заметь. И чаша холодная, видишь?
Основание жаровни и вправду было покрыто слоем льда.
— Зачем такой странный огонь? — присев на корточки, Гарри рассматривал темное пламя. — Он не греет. Какая от него польза?
— Все несет в себе зерно собственной противоположности, — Фламель, шаркая ногами, подошел к Гарри. — Светлый огонь живит и согревает, но он же сжигает и разрушает. Темный — убивает и леденит, но при этом восстанавливает из останков. Гляди…
Неловко двигая искривленными пальцами, он набрал совочком немного углей из костерка и бросил в черное пламя. Оно вспыхнуло сильнее, хотя все так же бесшумно. Похолодало, и живой огонь заплясал от потока ледяного воздуха. Зато на наших глазах угли в замерзшей жаровне стали приобретать былой вид, превращаясь в березовые поленца.
— Здорово! — Гарри восторженно оглянулся на Фламеля. — Получаются бесконечные дрова, так? А что, если объединить два огня? Тогда они будут гореть вечно.
— Объединить, — Фламель растирал замерзшие руки. — В этом-то и сложность… Пока ни одному мудрецу это не удавалось, но как знать, какие чудеса ты, мальчик, увидишь на своем веку?
Неслышно появившаяся эльфиня что-то шепнула ему на ухо. Он распрямился, болезненно поморщившись.
— Перенелла меня зовет. Простите… Я бы с радостью все вам показал, но надо идти. Однако на прощание, мальчик, я тебе кое-что подарю… На память… Где же оно? А, вот.
Наклонясь низко к лабораторному столу, он наконец нащупал нужную склянку.
— Держи. Здесь немного философского эликсира. Ровно две капельки, для двух человек. Те, что излечивают все на свете болезни: и безумие, и паралич, и все-все-все, кроме старости. Бери, мальчик, бери, не стесняйся. У меня не так часто бывают гости, а по правде сказать, очень редко, так что кому мне и дарить подарки, как не… А теперь беги, — он потрогал щеку Гарри острым сухоньким пальцем и склонил голову набок, прикрыв круглые птичьи глаза. — Беги, играй.