Коридоры времени
Шрифт:
На лице Ульфельда вновь была маска отрешенности.
— Ты сказал, в гостинице «Золотой Лев»? — спросил он.
Раз начав, Локриджу оставалось только продолжать.
— Да, милорд. Так мне говорили. Хотя его может там еще не быть. Я ведь не был в Дании много лет. И я почти ничего не знаю о том, что здесь происходило. По правде говоря, я никогда не видел этого Йеспера. Моя компания странствующих купцов дала мне его имя, как человека, который… который может помочь нам наладить торговлю. Если бы я был вражеским агентом, милорд, разве я пришел бы вот так?
— Если бы ты был настоящим купцом, — возразил
— У него полный кошель, юнкер, — самодовольно сказал сержант. — Он пытался подкупить нас, чтобы пройти. — Локриджу хотелось выбить мерзавцу зубы. Он почти испытал удовольствие, услышав резкий ответ Ульфельда:
— Для тебя это был бы дорогой подарок.
Некоторое время дворянин молча сидел на коне, умело обуздывая его беспокойство. Аури отодвинулась от лошади подальше: она была такая большая, куда больше пони, которых она знала; к тому же Аури никогда не слыхала, что на лошадях можно ездить верхом.
Ульфельд принял решение.
— Приведите отряд, — приказал он.
— Я тоже пойду, милорд, — сказал сержант. Усмешка тронула углы губ юнкера.
— Ты, конечно, чуешь вознаграждение. Действительно, за голову герра Йеспера назначена денежная премия. Однако оставайся на своем посту. — Ландскнехты пробурчали что-то в усы. Ульфельд бросил на них взгляд, и они тут же изобразили что-то вроде стойки «смирно»: как-никак, с другой стороны города стояли виселицы.
— Мы отправимся в гостиницу, — сказал датчанин, — и посмотрим, если есть на что смотреть, а потом зададим кое-какие вопросы. — Его глаза остановились на Аури. — Девка из Дитмарша, чтоб мне с места не сойти. Никто другой из низкорожденных не смеет так себя держать. Мой отец погиб там в день памяти короля Ханса, когда открыли шлюзы против нашей армии. Может быть, сегодня…
У Локриджа комок подкатил к горлу.
Появилось еще несколько пеших солдат. Ульфельд приказал им сопровождать пленников и поехал через ворота.
Внутри Виборг был менее привлекателен, нежели на расстоянии. На узких улочках свиньи ковырялись в гнилой требухе, из куч которой еле торчали расположенные посередине камни для пешеходов. В наступивших сумерках народу на улицах было мало. Локридж увидел рабочего в блузе, согнутого пожизненным тяжким трудом; служанку с корзинкой хлеба; проковылял прокаженный, дребезжа своей трещоткой, предупреждающей о его приближении; проехала тяжело нагруженная повозка с огромными деревянными колесами, запряженная волами. Все они быстро исчезали в темноте, все гуще заполнявшей пространство между домами с высокими двускатными крышами и уже запертыми дверями и закрытыми ставнями — предосторожности против ночных грабителей. На лицо Локриджа упали первые капли дождя.
Сквозь ветер, шлепанье ног, стук копыт вдруг донесся высокий, далеко расходящийся звон.
— О! — воскликнула Аури. — Голос Богини!
— Церковные колокола, — сказал Локридж. Несмотря на терзавшее его душу отчаяние, он не мог не признать, что звук был очень красив — равно как и собор, смутно вырисовывающийся на другой стороне рыночной площади… Ветер переменился, и в нос ему ударил кладбищенский смрад.
Вскоре
— Открывай, ты, свинья! — орал немец.
Дверь со скрипом приотворилась, из нее выглянул маленький, толстый человечек.
— Нечего вам тут делать в приличном заведении, — сердито начал он, но тут же прикусил язык. — Господин рыцарь! Я нижайше прошу прощения!
Ульфельд оттолкнул его и вошел. Локриджа и Аури впихнули вслед за ним.
Комната была маленькая. Человек двадцатого века, выпрямившись, ударился бы головой о закопченные стропила; стены, казалось, сходятся друг с другом. Грунтовый пол был устлан тростником. Стоявшие на полках лампы светили неверным тусклым светом, отбрасывая множество огромных бесформенных теней. Печь, сложенная из глиняных горшков, в которых можно было разогреть мороженую ногу или окорок, давала кое-какое тепло; грубо сделанный дымоход пропускал столько дыму, что слезились глаза. Стоявший на козлах стол еще не был убран на ночь; какой-то человек сидел за ним с кружкой пива.
— Кто еще здесь остановился? — осведомился Ульфельд.
— Никого больше нет, милорд. — Было неприятно смотреть, как раболепствует хозяин гостиницы. — Клиентов теперь мало, вы знаете.
Ульфельд дернул головой:
— Обыскать.
Он подошел к одинокому посетителю, который остался сидеть на скамье.
— Кто такой?
— Герр Торбен Йенсен Свердруп, из Вендсюсселя. — Глухой бас звучал дружелюбно, как после хорошей выпивки. — Простите, что я не встаю: сколько лет уже в ноге шведский осколок. Ищете кого-нибудь?
Ульфельд глядел на него исподлобья. Мужчина был огромного роста — он казался бы гигантом в любом столетии, — бычьи плечи возвышались над внушительным животом. Его лицо портили оспины и приплюснутый нос, зато глаза были ясные и жизнерадостные. Неряшливые темные с проседью волосы и нечесаная борода спадали на засаленный камзол.
— У тебя есть доказательства, что ты тот, за кого себя выдаешь? — спросил юнкер.
— О да, конечно, конечно! Я здесь по вполне законному делу, пытаюсь возродить мясную торговлю, поскольку она теперь снова в руках людей благородного происхождения, как ей и положено быть. — Свердруп рыгнул. — Выпьете со мной? Думаю, что могу даже потратить несколько грошей и поставить вашим людям.
Ульфельд приставил меч к его горлу.
— Йеспер Фледелиус!
— Как? Что такое? Никогда о нем не слышал.
Из задних комнат донесся испуганный женский визг, сопровождаемый грубым немецким хохотом.
— Ах да, — усмехнулся Свердруп, — у нашего хозяина прехорошенькая дочка. — Он взглянул на Локриджа и Аури. — А у вас с собой тоже недурная куропаточка, господин. Что все это значит?
— Я слышал, — Ульфельд пронзил взглядом Свердрупа и хозяина, — что предатель Фледелиус находится в этом доме.