Корм
Шрифт:
— Мисс Мейсон, сенатор хотел обсудить те доказательства, которые ваша команда обнаружила на ранчо, доказательства ужасного преступления, — спокойно пояснил Тейт, в его голосе не осталось и следа былого раздражения.
Губернатор — прирожденный политик, надо отдать ему должное, хотя ничего другого я ему отдавать не собираюсь.
— Понимаю, вам, возможно, покажется, что я ставлю под сомнение вашу журналистскую этику…
— Рик, ты никогда не замечал, что именно это обычно говорят разные придурки, когда собираются поставить под сомнение твою журналистскую этику? —
— Как ни странно, замечал, — согласился Казинс. — Это у них как нервный тик.
Губернатор окинул их возмущенным взглядом, но продолжил:
— Пожалуйста, поймите, я спрашиваю не по собственной прихоти. В данной ситуации мы должны знать правду.
Я снова посмотрела ему в глаза.
— Вы спрашиваете, не могли ли мы каким-то образом, чтобы повысить рейтинги, пронести через пропускной пункт улику, свидетельствующую о террористической деятельности, а затем подложить ее на место преступления. И все это под прицелом камер, которые в реальном времени передавали материал на сайт, в прямом эфире, на глазах у аудитории, судя по вчерашним рейтингам, многомиллионной.
— Не хотелось бы ставить вопрос именно так…
Я подняла руку и повернулась к Райману.
— Сенатор, вы понимаете, я снова вас об этом спрошу, когда мне будет позволено записать нашу беседу. Но чтобы раз и навсегда расставить все точки над «i», придется, пожалуй, пожертвовать спонтанностью нашего будущего диалога. Вы получили результаты экспертизы?
— Да, Джорджия, — отозвался сенатор и стиснул зубы.
— Можете сообщить нам эти результаты?
— Не понимаю, как это связано с моим вопросом, — вмешался Тейт.
— Сенатор?
— В шприце была эмульсия, содержащая девяностопятипроцентный живой вирус, известный также как Келлис-Амберли, или КА, растворенная в йодированном соляном растворе. Мы ждем дополнительных сведений.
— То есть субштамм вируса? — уточнила я. — Понятно. Губернатор, я и мои коллеги во время вспышки находились в сотне миль от ранчо. Это подтверждают записи системы безопасности. Более того, вся наша команда, за исключением разве что мистера Казинса, много месяцев до этого путешествовала вместе с предвыборным штабом. А мистер Казинс, в свою очередь, путешествовал вместе с представительницей конгресса Уогман, что она тоже может с легкостью подтвердить. Я, разумеется, не вирусолог, но твердо знаю: чтобы получить субстанцию, содержащую чистый вирус, и не подвергнуться заражению, требуется специальное оборудование. Подобное оборудование не просто очень хрупкое, с ним надо уметь обращаться. Губернатор Тейт, вы понимаете, куда я веду? Или нарисовать вам схему?
— Она права, — подтвердила Эмили и спокойно встретила мрачный взгляд Тейта. — Я занималась вирусологией в колледже — она входит в специальность «животноводство». То, о чем говорит Питер, произвели в лабораторных условиях. Чтобы получить такой препарат, необходимо стерильное герметичное помещение и высококачественные средства защиты; не говоря уже о том, чтобы поместить его в… в оружие. У них просто не было необходимых приборов. В гостиничной скороварке подобного не изготовишь.
—
Губернатор откинулся назад и, прищурившись, уставился на меня. Я широко раскрыла глаза — попробуем-ка в полной мере применить фирменную силу моих чрезмерно голубых контактных линз. Тейт отвернулся первым.
Прекрасно. Я снова обратилась к сенатору:
— Теперь, когда мы разобрались с нашим маленьким недоразумением, о чем еще вы хотели поговорить на этой сугубо конфиденциальной встрече?
— Мы думали, не лучше ли будет, учитывая сложившиеся обстоятельства… вам четверым отправиться домой.
Надо отдать Райману должное — он выглядел пристыженным.
Я открыла рот от изумления. Рик — тоже. Баффи (странно, но за всю нашу перепалку с Тейтом она не вымолвила ни слова) сидела, молча уставившись на свои ладони.
В конце концов Шон с грохотом встал на ноги:
— Вы что, рехнулись тут совсем?
— Шон… — Сенатор примирительно поднял руки. — Постарайся понять…
— Прошу прощения, сэр, но после подобного заявления у вас нет права ни о чем меня просить, — отрезал брат.
Я, пожалуй, единственная среди присутствующих, понимала, чего ему стоит сдерживаться. Шон редко злится, но уж если на взводе — спасайся кто может.
— Вы не думаете, что мы имеем определенные обязательства перед читателями? И должны закончить нами же начатую историю? Мы участвуем во всей кампании! И не будем, как только ситуация станет чуть более напряженной, дезертировать из страха перед потерями!
— Шон, моя дочь погибла! — Сенатор неожиданно тоже вскочил с кушетки; Эмили осталась сидеть, одинокая и потерянная. — Ты понимаешь, что для нас это не просто история? Ребекка мертва! Правда не вернет ее к жизни!
— Но и ложь тоже, — парировал Рик.
Голос Казинса казался на удивление спокойным, особенно на фоне только что прозвучавшего диалога. Мы все обернулись на него. Рик высоко поднял голову и перевел взгляд с Раймана на Тейта.
— Сенатор, поверьте, я лучше, чем кто-либо, понимаю вашу боль. И понимаю, что тревога подталкивает вас к плохим советам. — Журналист посмотрел на губернатора, который от этого взгляда покраснел и нахмурился. — Что советчики говорят: они гражданские, их надо уберечь от беды. Но, сэр, уже слишком поздно. Это же новости. Отошлите нас — и тут же появятся другие репортеры и начнут разнюхивать эту историю. Прошу прощения, но их вы контролировать не сможете. У нас сложились хорошие рабочие отношения, вы знаете, что мы к вам прислушаемся. А вот прислушаются ли другие? Те, кого будет интересовать в первую очередь сенсация?