Корм

Харитонов Михаил Юрьевич

– Не тяните кота за хвост, - невежливо прервал его Иосиф.
– На первой фотографии - помещение, заполненное людьми. Видимо, это евреи, предназначенные к уничтожению. На второй - то же самое, плюс немецкий офицер. На третьей - гора трупов, плюс тот же самый немецкий офицер. Вы утверждаете, что промежуток между фотографиями - три минуты...

– Может быть, четыре, - рассеянно заметил Визель.
– Не отвлекайтесь.

– Все эти люди мертвы. Кроме офицера. То, что подействовало на них, не подействовало на него. Вы изобрели какой-то способ умерщвления... из тех, о которых рассказывал Фриц. Это

вы хотите мне сказать?

– Мы его не изобретали, - мягко поправил собеседника Визель.
– Это очень, очень старый способ. Вот, - он протянул Иосифу ещё одну фотографию.
– Между прочим, этот снимок стоил фотографу жизни. Тогда у нас не было автоматических камер...

На пожелтевшем квадратике плохой фотобумаги был виден кусочек столешницы. На ней стояла полуприкрытая покрывалом клетка. Покрывало было откинуто, и было видно, что внутри сидит странное существо: небольшой зверёк размером с кролика, но с петушиной головой. Снимок был не очень хорош: похоже, фотограф не успел навести объектив на резкость.

– Это царёк, или василиск. Очень редкое магическое существо, - пояснил хозяин.
– У него есть способность убивать взглядом. По преданию, всё живое, на что он посмотрит, обращается в камень. На самом деле это, конечно, сказки, просто мышцы моментально твердеют... Очень интересный эффект. Трупы можно грузить, как брёвна. Работать с василиском очень рискованно, но все остальные способы умерщвления резко снижали выход полезного продукта...

– Подождите, - профессор сжал голову руками. Альбом сполз с коленей и упал на пол.
– Подождите, не сразу. Поймите, я вам верю. Я достаточно общался с вашими бывшими коллегами, Йорг, и меня очень трудно удивить. Фриц рассказывал мне о том, что такое были ваши подводные лодки...

– А он рассказывал вам о том, как взбесившаяся субмарина сожрала весь его экипаж?
– с интересом спросил Визель.
– Очень поучительная история.

– Рассказывал, - профессор чуть улыбнулся.
– Но я позволил себе ему не поверить.

– И правильно, - заметил Визель.
– Типичная моряцкая байка. На самом деле личинки морского змея очень преданы своим дрессировщикам... Сейчас их уже не осталось, - добавил он.
– Последнюю субмарину убили англичане. Поговаривают, что их военные до сих пор держат одну неактивную личинку в этом своём озере... как его... Лох-Несс. Но я в этом сомневаюсь. Хотя личинка может находиться в таком состоянии несколько столетий, пока не найдётся достаточно сильный маг... Но среди людей таких нет. А мы вряд ли снова пойдём на сотрудничество с людьми.

– Кстати, Йорг, у меня к вам ещё один вопрос. Фриц говорил... Впрочем, неважно. Скажите, вы человек?

– Ах, вы и это знаете, - ухмыльнулся Визель.
– Я кобольд. Ничего особенного, довольно распространённый народец. Вот фюрер был баньши, причём чистокровный, это большая редкость. У баньши исключительные гипнотические способности, к тому же дар предвидения... Когда немецкие маги предложили нам сотрудничество, они хотели, чтобы Германию возглавил именно баньши. Хотя наша сторона настаивали на гоблине. И были правы, замечу. Впрочем, теперь всё это неважно.

Профессор Цойфман вздохнул.

– Лично мне понадобилось немало времени, чтобы переварить этот факт. Что существуют,

э-э, как бы это выразиться...

– Мы называем себя "магические народы". Народы, способные к магии. Или, скажем так, имеющие отношение к магии. Нас очень немного, и мы предпочитаем не ввязываться в человеческие дела. Та ситуация с нацистами больше не повторится. Никогда не повторится. Кстати, - Визель неожиданно сменил тон, - откуда вы узнали, что единорогов не существует?

– Фриц говорил, - вспомнил профессор.
– По его словам, он всю жизнь мечтал увидеть единорога...

– И узнал, что их больше нет. Последнего единорога убили крестьяне в семнадцатом веке веке. За то, что загрыз девушку... Ужасная потеря. Я имею в виду единорога, разумеется. Магических животных вообще очень мало, и все они живут в труднодоступных местах. Вы не представляете себе, какой ущерб потерпела магическая фауна в результате этой нелепой войны! Нет, нет, больше никогда.

– Всё-таки, откуда вы взялись? Тролли, гоблины, кобольды? Вы относитесь к виду Homo, или?..
– профессор не договорил.

– Ах, профессор, на этот счёт существует множество мнений, - Визель картинно развёл руками.
– Не думайте, что историческая наука у нас находится в лучшем состоянии, нежели у людей. Скорее наоборот. Чего греха таить - мы всё ещё пребывали в первобытной дикости, когда у вас уже существовала высокая цивилизация. Сатиры, кентавры - всё это были жалкие дикари, не знавшие огня и едва владевшие членораздельной речью, и прекрасные древние греки совершенно напрасно им поклонялись... Увы, способность к магии отбивает охоту к совершенствованию орудий труда, а значит, и к мышлению. Фактически, какое-то движение вперёд у нас началось во времена вашего средневековья, и то только благодаря человеческим магам. Которые нам дали цивилизацию... и, увы, время от времени использовали в своих целях.
– Визель запнулся.
– Кстати, профессор, вы тоже принадлежите к магическому народу. Вы это знаете?

– Мне что-то говорили об этом, но я так ничего и не понял, - вздохнул Иосиф.
– Честно говоря, я так и не смог заставить себя поверить в богоизбранность евреев, несмотря на большие усилия. Хотя, разумеется, я отдаю себе отчёт в том, что еврейская культура и религия - это исключительные явления. Но их исключительность...

– Простите, профессор, я вас перебью, - Визель улыбнулся.
– Вы не хотите посмотреть на мою змею?

Иосиф, недоумевая, поднялся с кресла и подошёл к террариуму. Там под мощной лампой грелся полоз. В середине его тела было заметно небольшое утолщение.

– Она только что съела жабу, - пояснил хозяин.
– Вы знаете, что, оказавшись в желудке змеи, жаба выделяет полезные вещества, помогающие змее её переваривать?

Иосифа передёрнуло.

– Вижу, вам неприятно. А я вижу в этом ещё одно проявление Weltweisheit, мировой мудрости... Вы верите в целесообразность космоса? Я да. Мир, несомненно, устроен как большое целое, каждая часть которого находится на своём месте. Разумеется, каждому существу его место кажется недостаточно уютным. Но оно, как правило, не замечает тех благ и преимуществ, которыми оно пользуется как чем-то само собой разумеющимся. В конечном итоге всё уравновешивается, и каждый получает своё.