Корни гор
Шрифт:
– Я пришлю тебе свинью, – пообещал Торбранд конунг.
Свинью доставили в тот же день. Стуре-Одд сам заколол ее, зажарил и в сумерках отвез к Дымной горе. В ее окрестностях не строили жилья и не прокладывали тропинок; здесь не пасли скот, не ловили рыбу, не собирали хворост или мох. Если какая-нибудь коза забредала сюда, ее не искали, и она никогда не находилась. Только любопытные дети изредка в ясные солнечные дни подбирались поближе и с замиранием сердца разглядывали бурые каменистые склоны, на которых даже в самые суровые зимы не держался снег, зато мох и клочки травы весело зеленели круглый год, подогреваемые теплом троллиного горна. Над вершиной горы день и ночь вился тонкий столбик темного дыма. В иные дни, приложившись ухом к земле,
На северо-восточной стороне, противоположной от берега фьорда, в горе имелась пещера, незаметная даже вблизи. Вместо двери служили громадные камни, наваленные изнутри. Именно здесь начиналась плотно утоптанная тропинка, которая опоясывала всю гору и здесь же, возле пещеры, кончалась. Нелегко было выбить тропинку в твердом камне, но тролль много-много веков выходил по ночам из своего жилища и топал вокруг своими каменными ногами.
Раздвигая кусты, Стуре-Одд вел за собой лошадь, запряженную в волокушу. На волокуше лежала разрубленная на большие куски и зажаренная свиная туша. Выбравшись наконец к пещере, кузнец сложил мясо прямо на камни, выбрал среди них подходящий и несколько раз ударил по склону горы возле пещеры.
Он знал место, в которое следовало стучать. Особенный звук, гулкий и мягкий, стремительно покатился вглубь горы. Стуре-Одд прислушивался, пока звук не укатился совсем глубоко и не затих, потом положил стучальный камень обратно на землю и пошел прочь, уводя лошадь. Свиная туша осталась дожидаться, когда за ней придут.
Весь следующий день Аскефьорд говорил только об одном: что мечи из «дикого железа» будет ковать тролль сам из Дымной горы. Близнецов осаждали вопросами, так что Сёльви и Слагви сбежали из Аскегорда домой, но и тут с самого утра их ожидало нашествие любопытных соседей.
После полудня явилась даже Эренгерда дочь Кольбейна. За прошедшие два дня она впервые решилась выбраться из усадьбы. Услышав о возвращении Гельда, Эренгерда вдруг почувствовала себя такой обессиленной, что села на первый попавшийся бочонок. Все эти три месяца, три темных, пустых, бесконечно-однообразных зимних месяца она ждала его, пытаясь убедить себя, что вовсе не ждет. Кто он такой, чтобы она его ждала? Боги ясно указали, что им не по пути. Пролитая кровь – не лучшее предзнаменование для любви. Она избежала бесчестья только чудом… Она обязана своим спасением Гельду… Но и опасностью она обязана ему же… За три месяца Эренгерда так и не разобралась, кто из них двоих виноват в том злосчастном происшествии, но она была не из тех, кто любит брать вину на себя. Гельд пытался прыгнуть выше головы, получить то, что ему не положено, – значит, он и виноват. Все это Эренгерда часто повторяла себе и думала, что совсем успокоилась. Пусть он возвращается когда хочет – она на него и не взглянет. Или пусть не возвращается вовсе… Но когда на дороге от берега закричали, что по фьорду идет «Рогатая Свинья», у Эренгерды внезапно закружилась голова и сердце забилось часто-часто. Он опять здесь!
Конечно, им лучше не видеться. Незачем. Не надо испытывать терпение богов. Но вопреки всем решениям и зарокам Эренгерде хотелось увидеть Гельда. Просто увидеть… После такого путешествия он, должно быть, изменился… Гордится… Или нет? А так или иначе им увидеться придется – не может же она отсиживаться дома! Это как раз вызовет подозрения, поэтому ей придется пойти на пир, который конунг наверняка устроит, и сидеть там как ни в чем не бывало. Да, но на этом пиру все будут глазеть на Гельда и заметят, что он смотрит на нее! Эренгерда чувствовала себя чересчур взволнованной и не слишком верила, что сумеет сохранить приличную невозмутимость.
Любопытство боролось в душе Эренгерды с благоразумием и уступало. Ее нрав имел счастливую особенность: какие бы сильные желания ее ни мучили, в ней всегда сохранялась способность поступить
Не смея встретиться с самим Гельдом, Эренгерда хотела увидеть хотя бы его добычу. Как хорошо, что «дикое железо» перевезли к Стуре-Одду и ей можно пойти туда, не боясь наткнуться на Гельда! Ей хотелось взглянуть на корабль, на котором он плавал и который спас его от гибели в буре, хотелось даже притронуться к веслу, за которым он сидел… Можно будет попросить близнецов: если они дома, они охотно все ей покажут.
Близнецы и правда обрадовались Эренгерде. Дочь Кольбейна ярла и невеста конунга своим приходом делала честь любому дому, но Сёльви и Слагви радовались просто потому, что их радовал всякий добрый человек.
– Еще раньше у нас был Стейнар хёльд с Исбьёрном! – весело рассказывали они, ведя гостью в клеть, где было сложено железо. – Вот он огорчится, что не пришел попозже и не застал тебя!
Эренгерда почти не слушала их. Слагви оставил дверь клети широко раскрытой, чтобы туда проникал дневной свет, и ее взгляду представились бесчисленные железные крицы: маленькие, меньше обычных, но толще, похожие не на хлебные караваи, а на обрубки древесного ствола. Даже на взгляд они казались плотнее и жестче привычных. Они были как камни, но камни живые: при взгляде на них пробирала дрожь, мерещилось присутствие скрытой недоброй силы. Казалось, они сами исподтишка наблюдают за людьми крошечными злыми глазками, но вовремя успевают зажмуриться, чтобы не встретиться взглядом. Ни за что на свете она не осталась бы с этим железом одна!
– А они не укусят? – с притворным испугом спросила Эренгерда, опасливо подбирая подол платья.
– Ам! – Слагви грозно щелкнул зубами.
– Смотри! – Сёльви протянул руку к крице, точно это был дикий зверь. – Не кусаются.
Эренгерда смотрела, как будто перед ней лежали легендарные сокровища дракона Фафнира. Значит, вот это железо годами собирала та женщина, бывшая кюна квиттов, Далла из рода Лейрингов. Собирала, чтобы выковать оружие против фьяллей. И отдала ему, Гельду, на мечи против квиттов, отдала за золотое обручье, шелк, еще какие-то товары… Говорят, вышло не так уж дорого. И еще говорят… Эренгерда с досадой вспомнила рассказ отца. Все, кто слушал Гельда, потом перемигивались и посмеивались. Ходили намеки, что Гельд расплатился за железо не только товарами. Эренгерде было неприятно и досадно думать об этом, она гнала прочь недостойные мысли, но они упрямо возвращались. При виде железа они обсели ее целым роем, будто крицы служили неоспоримым доказательством. Конечно, он видный парень, а Далла так долго жила в глуши, что… А он и рад. Все они рады…
– А вы когда-нибудь видели ее, эту женщину… Даллу? – Эренгерда оторвала взгляд от железа и поочередно посмотрела на близнецов.
– Да, – в один голос ответили они.
– Давно, пока еще Стюрмир конунг был жив, – добавил Сёльви. – Года три назад.
– Она… хороша собой? – осторожно спросила Эренгерда, надеясь, что в ее вопросе не услышат ничего, кроме обычного женского любопытства.
– Как сказать? – Сёльви пожал плечами. – Нам она не слишком понравилась.
– Мы считаем, что самые красивые девушки – у нас, в Аскефьорде! – весело прибавил Слагви и слегка подтолкнул Эренгерду. – Кто видел тебя, тому какие-то там жены чужих конунгов не слишком понравятся!