Корни гор
Шрифт:
– Если вся тяжесть дани будет лежать только на Западе и Юге, то нам придется каждую зиму относить наших детей в лес! – убеждал он в усадьбах и на маленьких домашних тингах. – Тогда мы не избавимся от этой проклятой дани никогда и само племя квиттов останется в рабстве навсегда. А все потому, что Квиттинг разорван на четыре части! О Севере вспоминать пока нечего. Бьяртмар Миролюбивый уж если что захватил, то держит крепче, чем рак клешней. И Хильмир конунг, что прибрал к рукам наше восточное побережье, от него не отстанет. Ох, как тяжело, когда страна разбита на куски! Никто не может толком за себя постоять, и всем остается только проклинать судьбу под гнетом врагов! А в Медном Лесу правят ведьмы и великаны, и людям от него никакой пользы. Надо вернуть его под
– И ты думаешь, что сами фьялли нам в этом помогут? – уныло и недоверчиво спрашивали его.
– Почему бы и нет? – оживленно двигая черными бровями на низком лбу, чтобы изобразить многозначительность, отвечал Гримкель конунг. – Никто не знает судьбы! Может быть, фьяллям суждено помочь нам освободиться от них же!
– Может быть, – с горькой насмешкой заметила однажды Арнора, вдова Брюньольва Бузинного. – Мы же сами помогли им завоевать нас. Почему бы им не помочь нам прогнать их обратно?
– Хотел бы я, чтобы они были такими дураками! – заявил ее сын, Брюнгард, со всем непримиримым презрением четырнадцати лет.
Гримкель конунг покосился на него и промолчал. Что мальчишка может понять?
Всю зиму трудясь таким образом, Гримкель конунг собрал почти всех мужчин, способных носить оружие в подвластных ему землях. Об отсутствии своего родича Ингвида Синеглазого он особенно жалел, но прошло уже несколько месяцев, как о сыне Борга никто не слышал. Уйдя в тот злосчастный день с Острого мыса, Ингвид не подавал о себе вестей, равно как и те, кто ушел вместе с ним. А он сейчас очень пригодился бы: знатный родом, смелый, справедливый, умный Ингвид пользовался уважением и был бы отличным вождем для войска. Одно его имя гораздо охотнее повело бы людей в бой. «Что о том тужить, чего нельзя воротить!» – бросила однажды Йорунн хозяйка, слушая рассуждения Гримкеля об этом. Умная старуха не любила, когда слова тратились попусту. Гордого и упрямого Ингвида не стоило ждать назад.
Когда огромное войско фьяллей подошло к Острому мысу, Торбранд конунг сразу смог убедиться, что Гримкель Черная Борода честно выполнил свои обещания. На берегу лежало несколько десятков мелких кораблей, из тех что фьялли не брали в уплату дани; все землянки на поле тинга были покрыты крышами и сочились дымными облаками.
– Не думал я, что Гримкель соберет столько народу! – крикнул Хродмар ярл конунгу со своего корабля. – Посмотри, все землянки заняты!
– Должно быть, в каждой землянке живет по одному человеку! – посмеиваясь, заметил Модольв Золотая Пряжка, плывший на одном корабле с племянником. – Где ему взять столько народу?
Торбранд конунг кивнул Хродмару в знак того, что услышал его, а себе под нос пробормотал:
– Оно и хорошо, если их не больше, чем нас.
Действительно, по численности собранное квиттами войско уступало фьяллям в три раза: Гримкель набрал не больше восьмисот человек. Когда все корабли фьяллей пристали, на берегу сразу не осталось свободного места. Гримкель, вышедший встречать грозных союзников, увел Торбранда конунга в Лейрингагорд, остальных ярлов с их ближайшими людьми разместили по усадьбам, но большая часть войска осталась под открытым небом, у костров возле своих кораблей. Все ждали, что поход в глубь полуострова будет продолжен немедленно.
Торбранд конунг действительно провел на Остром мысу только один день. Похвалив Гримкеля за проявленную верность и усердие, он не стал попрекать его малочисленностью войска: ведь это его, Торбранда, воины в прежних битвах так сократили число нынешних союзников. Но не сделай они этого, сейчас Гримкель не вставал бы под его стяг и не обращал бы оружия против собственных соплеменников.
Гридница усадьбы Лейрингов в этот вечер была полна людьми так, что многие были вынуждены устроиться на полу прямо возле
– Все, кто здесь собрался, преданы тебе, Торбранд конунг, – уверял хозяин, и его насильственно оживленное лицо не слишком вязалось с мрачностью остальных квиттов. – Ты видишь тут не так много людей, но что поделать? Я собрал всех, кого только смог. Зато среди них нет недостатка в храбрецах. Даже… э, даже совсем юные герои хотят помочь нам разделаться с Медным Лесом. Тут где-то был Сигмунд… нет, Сигурд Подросток…
– Сигурд Малолетний, сын Сигмунда Столба, – ворчливо поправила Йорунн хозяйка. – Где только у тебя память? Мальчишке всего шестнадцать, не знаю, какой из него воин… И что-то я его уже два дня не вижу…
– Не может оторваться от невесты, – Гримкель хихикнул. – Но для похода оторвется, не волнуйся. Надо же ему где-то раздобыть денег на свадьбу?
– Кстати, о невестах. – Торбранд конунг вынул соломинку изо рта. – Вот что я еще должен тебе сказать, Гримкель конунг. Судьба твоей родственницы Борглинды дочери Халькеля складывается совсем не плохо. Асвальд ярл, – Торбранд нашел глазами Асвальда, – хочет взять ее в жены. Конечно, с твоего согласия.
Гримкель конунг на мгновение замер и тут же принялся многословно уверять в своем согласии. При этом он то и дело толкал плечом стоявшую рядом мать. Все складывалось самым лучшим образом! Если Асвальд женится на Борглинде, то быть заложницей она перестанет, потому что дальше сам Асвальд будет обязан о ней заботиться. Гримкель еще не знал, как ему использовать это обстоятельство, но смутно предвкушал более широкие возможности в будущем. С помощью Борглинды можно постараться отколоть Асвальда от Торбранда, а это значит подрубить не самый тонкий столб под кровлей конунга фьяллей!
Асгерд, вдова Халькеля, разрыдалась, впервые за месяцы услышав что-то о дочери. Гельд Подкидыш пробрался к ней и принялся рассказывать, как Борглинде живется; он и раньше вспомнил о ее матери, только не знал, как найти ее среди здешних женщин.
Гримкель конунг выражал полную готовность объявить о сговоре прямо сейчас и принести всяческие обеты, но Торбранд не хотел торопиться. «Хотела бы я, чтобы он был таким дураком!» – с грустным сочувствием Борглинде повторила про себя Арнора, вдова Брюньольва Бузинного, вспоминая слова своего сына.
– Мы объявим о сговоре после возвращения из похода, – сказал конунг фьяллей. – Тогда будет ясно, чем располагает каждая сторона. Будет лучше обговаривать условия брака, уже зная, что каждый может предложить и что имеет право потребовать.
Гримкель конунг вытер пот со лба и с запинками, как очень усталый человек, выразил согласие. Что ему оставалось делать, кроме как со всем соглашаться?
На другое утро оба конунга принесли жертвы в святилище Тюрсхейм, и оба войска вышли с Острого мыса на север, к Ступенчатому перевалу. Погода была отличной, точно боги благословили поход: ни дождя, ни ветра, солнце светило ярко и пригревало почти по-летнему. Уже начался «травяной месяц»*, из земли вовсю лезла молодая свеже-зеленая травка, множеством мягких копий пронзая изнутри слежавшиеся слои палой листвы, пробираясь к свету из трещин в камнях, из моховых подстилок. Возле усадеб паслись овцы и кое-где коровы.