Корни сталинского большевизма
Шрифт:
В то время как победившая сторона заметно усиливалась, авербаховская группа, наоборот, рассыпалась на глазах. Ю. Либединский, А. Фадеев, В. Ермилов признали, что не учли критику, прозвучавшую со страниц «Комсомольской правды»; не смогли в полной мере осознать требования комсомола, связанные с повышением потребностей всего рабочего класса; забыли, что за этим ведущим молодежным органом стоят громадные массы. Особенно сильный эффект произвел переход в противоположный лагерь А. А. Фадеева. Он обосновал свой поступок в «Литературной газете», причем нелицеприятно отозвался о своих бывших соратниках по РАПП, которые «до сих пор не понимают ответственности за ошибки, ибо исходят с точки зрения субъективных намерений, а не объективных политических результатов» [836] . Фадеев обвинил Авербаха в левацких настроениях, искажающих линию партии в литературе и возрождающих своеобразный «пролеткульт» на новом этапе. Именно к этой опасной черте подошло бывшее руководство РАПП: оно абсолютизировало само себя, организационные формы, методы и содержание работы. Поэтому партия была вынуждена провести перестройку всего литературного фронта [837] .
836
Фадеев А. Старое и новое // Литературная газета. 1932. 11 окт. Фадеев действительно принадлежал к авербаховской группе РАПП; его поначалу ценил Горький. Но затем он порывает с прежними соратниками и присоединяется
837
Фадеев А. Старое и новое // Литературная газета. 1932. 23 окт.
Падение Авербаха огорчало не только Горького, но и представителей эмиграции, следящих за культурной жизнью в СССР. Газета «Последние новости» писала:
«Авербах требовал для себя и своих сторонников диктаторской власти над сознанием и совестью литературы – и это, конечно, терпеть было нельзя. Однако рапповцы пользовались своими возможностями разумнее, чем могло показаться: отстаивали в творчестве «живого человека» вместо ходульно-добродетельного коммунистического героя; указывали на важность «психологии», допускали даже обращение к темам любви и смерти. Иными словами, отстаивали литературу, как нечто требующее знаний и мастерства, выступая против тех же комсомольцев, склонных решать творческие вопросы методом «даешь-берешь» [838] .
838
Адамович Г. Новые веяния // Последние новости. 1932. 15 сент.
Доминирующее положение заметно разросшейся панферовской группы продемонстрировал первый пленум оргкомитета Союза писателей СССР (конец октября – начало ноября 1932). Выступавшие приветствовали произошедшие перемены, выражали уверенность в достойном будущем советской литературы, как продолжения классического русского наследия. На эту тему высказался М. М. Пришвин:
«Я всегда верил в русскую жизнь, верили в это мои отцы и деды (кстати, у Пришвина староверческое происхождение – авт.)» [839] .
839
Выступление М. М. Пришвина // Советская литература на новом этапе. Стенограмма Первого пленума оргкомитета Союза советских писателей СССР. 29 октября – 3 ноября 1932 года. – М., 1933. С. 66.
Любимец интеллигенции А. Белый с оптимизмом провозгласил, что отныне «литература входит в полосу строительства, подобного строительству Днепростроя» [840] . Поэт С. Клычков (тоже выходец из староверия) говорил о «пулеметном огне» в литературе, под которым он находился долгие годы. (Любопытный эпизод: на его фразу «Слава Богу, всего этого теперь уже нет» последовала реплика из зала: «ЦК надо славу воспевать, а не Богу» [841] .) Напряженная атмосфера на пленуме сложилась вокруг Авербаха: многие пытались уколоть его, а между ним и Гронским произошла резкая словесная перепалка [842] . Но самой проигравшей стороной оказался М. Горький, и это осознавали все присутствующие. Как откровенно записал в своем дневнике Пришвин:
840
Выступление А. Белого // Там же. С. 69.
841
Выступление С. Клычкова // Там же. С. 160.
842
Докладная записка заместителя заведующего культпропотделом ЦК ВКП(б) Н. Н. Рабичева «О ходе пленума оргкомитета писателей» 1 ноября 1932 года // Власть и художественная интеллигенция. Сборник документов. С. 187.
«Слава Горького пуста, и только досадно за человека: ведь мог бы человеком быть, а не чучелом» [843] .
Стараясь «быть человеком», Горький за день до открытия пленума отбыл в Италию – поправлять пошатнувшееся здоровье.
Весь 1933 год прошел в противоборстве приглашенного на роль главы советской литературы Горького и тех, кто определял реальную политику в оргкомитете; съезд писателей из-за этого постоянно откладывался. Не вызывало сомнений, что Горького с его международным авторитетом просто используют для украшения разнообразных торжественных мероприятий. Например, выступавший на XVII съезде ВКП(б) П. Юдин поставил его в один ряд с Панферовым и Серафимовичем, т. е. с теми, к кому Горький испытывал стойкую антипатию [844] . Пел дифирамбы Горькому и сам Панферов [845] , для которого партийный съезд вообще стал подлинным триумфом: каждому делегату, наряду с проектами резолюций и решений, выдавали экземпляр «Брусков»!
843
Пришвин М. М. Дневники. Запись от 18 ноября 1932 года. – М., 2009. С. 235.
844
Выступление П. Ф. Юдина // XVII съезд ВКП(б). Стенографический ответ. 26 января – 20 февраля 1934 года. – М., 1934. С. 645.
845
Выступление Ф. И. Панферова // Там же. С. 627.
Учредительные документы предстоящего съезда писателей готовили и докладывали на политбюро ЦК Юдин и Фадеев [846] . Но Горький не думал сдаваться, найдя оружие, которым надеялся доставить немало неприятностей своим оппонентам. Он инициировал крупную дискуссию о литературном языке. Во время того самого XVII съезда партии Горький сделал жесткий выпад против Панферова: поместил в «Литературной газете» статью, где сказал о его «неблагополучных отношениях с языком». Для Панферова русская литература воспринимается через словарь В. И. Даля, изобилующий простонародными словами и выражениями, а ему следовало бы обратиться к Некрасову, Тургеневу, Лескову, Чехову и др. [847] Задача серьезного литератора – отбирать из богатого языкового материала точные, емкие, звучные слова, а не увлекаться разным хламом. В завершение Горький сделал едкое замечание: можно было бы и не отмечать небрежную технику и ошибки даровитого литератора, но Панферов «выступает в качестве советника и учителя, а учит он производству литературного брака» [848] . На защиту коллеги тут же кинулся А. М. Серафимович: да, у него есть слабые места, но если его править, то он уже не будет Панферовым – «такого его мать с отцом родили, и ничего тут не поделаешь,
846
Из истории партийной политики в области литературы (Переписка И. Гронского и А. Овчаренко) // Вопросы литературы, № 2, 1989, С. 145.
847
Горький М. По поводу одной дискуссии // Литературная газета. 1934. 28 янв.
848
Там же.
849
Серафимович А. О писателях «облизанных» и «необлизанных» // Литературная газета. 1934. 06 фев.
850
Горький М. Открытое письмо А. С. Серафимовичу // Литературная газета. 1934. 14 фев.
Надо заметить, что огорчать Горького не входило в планы руководства страны; для выступлений ему были предоставлены страницы «Правды». И Горький рассуждал: о свойственной молодым литераторам торопливости на пути к славе, чем объясняется крайняя небрежность их работы; о расхождении между языком и фактическим материалом, между формой и содержанием, между намерением и исполнением.
Расхождение это увеличивается, и тревожно от того, что так тускло звучит язык, так поверхностно, хотя и размашисто изображается наша жизнь [851] . «Правда» подержала позицию Горького специальной редакционной заметкой, в которой говорилось, что нашим писателям, включая Панферова, нужно серьезно и тщательно работать над языком, не спешить с публикацией новых вещей, добиваться по-настоящему высокого уровня. Место писателя в литературе определяется не количеством написанных книг, а их качеством, на что справедливо указал М. Горький [852] . Эта оценка воодушевила писателя, и он выступил с критикой романа В. Ильенкова «Ведущая ось», которым группа во главе с Серафимовичем восторгалась: «Можно опасаться, что эта чрезмерная похвала не принесет пользы автору» [853] . Оживились и горьковские сторонники. В. Киршон писал:
851
Горький М. О бойкости // Правда.1934. 28 фев.
852
Правда. 1934. 18 мар.
853
Горький М. По поводу одной полемике. Т. 26. // Собр. соч. В 30 т. – М., 1953.С. 295.
«Тысячу раз прав Алексей Максимович, который ударил по этакой квасной гордости бескультурья. Тысячу раз прав Алексей Максимович, который выступил против этого «гимна коряге» и, сурово критикуя, призвал нас не слушать апологетиков небрежности…». [854]
Досталось и Фадееву; отношения с ним после перехода того в недружественный лагерь Горький сократил до минимума и теперь не упустил случая уколоть. Как констатировал с его подачи близкий к Горькому Д. Мирский, со времен «Разгрома» Фадеев не только не вырос вместе со всей советской литературой, но и не удержался на раз достигнутой высоте. Развиваясь вместе с эпохой, советская литература достигла нынешнего уровня без участия Фадеева. [855]
854
Киршон В. За развертывание творческой дискуссии // Литературная газета.1934. 04 апр.
855
Мирский Д. Замысел и выполнение // Литературная газета. 1934. 24 июн.
Апогей борьбы Горького пришелся на август 1934 года, когда наконец состоялся I Съезд Союза писателей. Именно к этому времени относятся два его письма Сталину, с помощью которых он пытался переломить ситуацию в свою пользу. Горький понимал, что по завершении форума будет уже поздно что-либо менять, и, отбросив приличия, охарактеризовал для вождя своих противников. Он сообщил, что идеологическая линия этих людей ему неясна, а практика сводится к организации группы, стремящейся командовать Союзом писателей. Писал об отрицательном отношении к Юдину, который раздражает «мужицкой хитростью, беспринципностью, двоедушием». Панферова назвал «болезненно честолюбивым, малограмотным мужиком», а Серафимовича, Гладкова, Бахметьева – «отработанным паром», интеллектуально дряхлыми [856] . И категорически возражал против их вхождения в состав будущего правления союза.
856
Два письма Сталину (публикация В. С. Барахова) // Литературная газета. 1993. 10 мар.
Из документов понятно, что во время I Съезда советских писателей Горький находился на грани срыва. Под его сильным нажимом Сталин согласился на доклад Н. И. Бухарина о советской поэзии, в остальном же просьбы Горького не возымели действия [857] . Секретарь ЦК А. А. Жданов, присутствовавший на съезде, фактически в порядке информации сообщил будущему председателю Союза писателей о том, кто войдет в правление ССП СССР. (Лишь ненавистного Фадеева не стали включать в руководящий писательский орган, отправив в длительную командировку на Дальний Восток.) Горький решил письменно уведомить Центральный комитет о невозможности работать с этими людьми и просил освободить его от обязанностей председателя [858] . Лишь усилиями вождя удалось утихомирить разгневанного писателя. Правда, на этом его неприятности не закончились. Видимо из-за проявленной Горьким строптивости вскоре в «Правде» было опубликовано «Открытое письмо А. М. Горькому», написанное Панферовым. Он обвинял председателя союза в попытках дезорганизовать деятельность писателей-коммунистов; сетовал на его проработку своего творчества, которая «начинает надоедать», и заступился за Фадеева: ни один честный писатель не позволит выбросить его из советской литературы [859] . Ответ возмущенного Горького на этот выпад так и остался неопубликованным [860] , поскольку в нем, очевидно, уже никто не был заинтересован.
857
Примочкина Н. Н. Донкихоты большевизма: Максим Горький и Николай Бухарин // Свободная мысль. 1993. № 4. С. 67–68.
858
Письмо А. М. Горького в ЦК ВКП(б). 30 августа – 1 сентября 1934 года // Известия ЦК КПСС. 1990. № 5. С. 217–218.
859
Панферов Ф. Открытое письмо А. М. Горькому // Правда. 1935. 28 янв.
860
Барахов В. С. Незавершенная дискуссия // Литературная Россия. 1992.03 апр.