Корниловъ. Книга первая: 1917
Шрифт:
— Я думаю, надо отсюда уходить, Владимир Ильич, — сказал Зиновьев. — Если у этого Железного такие связи в партии, он наверняка знает, где мы находимся. И может сдать нас полиции.
— Вы и правда паникёр, Григорий Евсеевич, — хитро прищурившись, сказал Ильич. — Конечно, он знает. Вот только если бы он желал сдать нас властям, то давно бы это сделал. Нет, он хочет уничтожить нас политически!
— В посёлке уже шастали ищейки, — напомнил Зиновьев. — А ваш брат и в самом деле?..
— Да, — хмуро перебил его Ленин.
Оба революционера помолчали, стараясь не глядеть друг на друга. От воды
Но вместо этого на берег выбрался мальчишка, юный Коля Емельянов, которого они использовали для связи с посёлком и который помогал им в быту.
— Владимир Ильич! Папку арестовали! — почти задыхаясь, выпалил он, вытаскивая лодку на берег.
Зиновьев не то вскрикнул, не то всхлипнул, рукой закрывая рот, Ленин исподлобья глядел на мальчика.
— Уходим, — приказал вождь социалистической революции.
В шалаше осталось его пальто, которым они укрывались в холодные ночи, документы и недописанные работы, и Зиновьев ринулся туда, забирать пожитки. Ленин же уверенным шагом пошёл к лодке, всерьёз подумывая оставить Зиновьева здесь, но товарищ Радомысльский слишком многое знал, чтобы вот так бросать его в лапы полиции. Пришлось ждать, пока тот спешно собирает вещи в шалаше.
В кустах послышались какие-то шорохи, Ильич напрягся, схватился за весло, Коля ждал на берегу, готовясь столкнуть лодку в воду. Чутье революционера кричало об опасности, и Ленин корил себя за то, что не решил покинуть Разлив чуть раньше.
— Стоять! Полиция! Вы арестованы! — закричали на берегу.
Зиновьев закричал, послышались резкие хлёсткие выстрелы.
Коля упёрся босыми ногами в песчаное дно, с силой толкнул лодку, взбаламутившую воду днищем, закинул одну ногу в лодку, и тут же получил веслом в лоб от Ильича. Мальчик упал, лодка сильно закачалась, но Ленин сумел с ней совладать в одиночку, тут же начав налегать на вёсла. Сердце бешено стучало, как бы Ильич ни пытался сохранять спокойствие. Всё же он был скорее теоретиком революционной борьбы и старался держаться подальше от бомб и револьверов.
— Ищите! Их должно быть двое! — послышался голос с берега.
Вёсла шумно плескали, врезаясь в водную гладь Разлива, и полицейские не могли их не услышать, к тому же, мальчик, побарахтавшись в воде, выбежал на берег и привлёк внимание этих ищеек.
Ильич налегал на вёсла изо всех своих невеликих сил, тяжело дыша и стискивая зубы. Полицейские наконец обнаружили их тайный причал и выбежали к воде.
— Стой! Стой, стрелять буду! — донёсся злой окрик.
— Врёшь, не возьмёшь, — прошипел вождь и учитель.
Раздались первые выстрелы, револьверные пули злобными осами прожужжали над головой Ильича. Ладони революционера тут же вспотели, вёсла стали удивительно скользкими и тяжёлыми. В ушах гулким паровым молотом стучал пульс, напрочь перекрывая все остальные звуки, приказы остановиться и вернуться на берег. «Своего» выстрела он тоже не услышал, лишь почувствовал, как тело под чужой косовороткой разрывает вспышкой боли, а внезапная волна холода вдруг пробирает его до костей.
Ильич выпустил вёсла из рук, прижал руку к груди, увидел кровь на ладони. Страха больше
— Стой, падла! — крикнули с берега снова.
— Революция не умирает, — прошипел он. — Ленин будет жить.
Он вдохнул полную грудь воздуха и выскользнул из лодки в прохладную воду Разлива, мигом погружаясь на дно. Полицейским ищейкам после себя вождь мирового пролетариата оставил только покачивающуюся на волнах плоскодонку и круги на воде.
Глава 28
Москва
После слов Верховного в зале Большого театра начался сущий кошмар. Левая часть зала затопала ногами и засвистела, правая часть поднялась со своих мест, до красноты отбивая ладони в продолжительных и бурных аплодисментах. Журналисты фотографировали, зарисовывали и записывали, кто-то наверняка убежал искать телефонный аппарат или телеграф, чтобы передать сенсацию самым первым.
Несколько секунд Керенский сидел на своём месте, не веря собственным ушам, сидел, как оплёванный, но быстро опомнился и, натянув фальшивую улыбку, присоединился к овациям.
Встал даже президиум. Даже несколько человек с левой стороны зала присоединились к аплодисментам, хотя в большинстве своём совдеп продолжал сидеть и кричать про диктатуру.
— Браво! Ура! Слава народному герою! Да здравствует генерал Корнилов! — доносились выкрики из зала.
Корнилов сошёл с трибуны, удовлетворённо улыбаясь в усы. Он прекрасно осознавал, что многим попортил планы, и за это его могут просто убить, но такова работа политика. Верховный прошёл в свою ложу, чувствуя на себе восторженные и враждебные взгляды тысяч глаз. Толпа никак не могла успокоиться, сколько бы распорядитель ни призывал её к порядку, звеня в звоночек. Наконец, люди просто устали аплодировать, и порядок удалось восстановить.
— Господа! — трезвоня в свой звоночек председателя, выкрикивал Керенский из президиума. — Господа, позвольте взять слово!
Публика немного утихла, ожидая реакции министра.
— Господа! Правительство созывало Государственное совещание вовсе не для того, чтобы кто-то обращался к нему с какими-либо требованиями! — громко произнёс Керенский, и шум начался снова.
Министр-председатель явно противопоставил себя Верховному, и как раз на это рассчитывал генерал. Весть об этом разлетится по всей стране, во всех газетах, и Керенский, стремительно теряющий популярность, начнёт терять сторонников ещё быстрее. Падающего — подтолкни.
Следующим от лица казачества выступал генерал Каледин, хотя Верховный предпочёл бы, чтобы тот находился сейчас в штабе Северного фронта, а не занимался политикой. Рига и в самом деле держалась буквально на волоске, и генерал Парский, довольно посредственный вояка, не мог её защитить просто физически. 12-я армия, наиболее развалившаяся из всех, порой бежала с поля боя только при звуках стрельбы. По крайней мере, так было до повсеместного введения заградотрядов и восстановления военно-полевых судов.