Шрифт:
Моей старшей дочери, которая уже всё это слышала.
Моей младшей дочери, которой всё это ещё предстоит услышать.
Ну и всем остальным, кто любит Гарри Поттера и точно знает, что Роулинг была не права.
Глава 1. Инспектор, который выжил
— Бог в помощь, — раздался из кухни ехидный женский голос.
Джерард покачнулся и, отставив табурет, попытался сфокусировать взгляд на сидевшей у дребезжащего холодильника женской фигуре. Свет на кухне был выключен. Спустя полминуты безуспешных попыток он попытался подойти поближе, отпихнув мешающуюся
Инспектор отдела уголовных расследований управления полиции Девенпорта Джерард Киттлер, валявшийся на пороге кухни собственной квартиры, был в доску пьян.
— Энн, зараза… — пробормотал он.
Лежать было намного удобнее, чем стоять. Лезть на табурет не хотелось. Джерард подумал, что возможно, будет лучше сейчас поспать. К сожалению повернуться поудобнее мешала какая-то твёрдая штука в районе лопаток. Скорее всего, стена. Ситуация зашла в тупик. Не найдя из неё достойного выхода, инспектор Киттлер снова попытался заорать на чёртову жену:
— Энн, сволочь! Ненавижу…
Джерард заплакал. Энн сбежала с проклятым моряком полгода назад, как-то ухитрившись оформить документы на девичью фамилию. Два месяца Киттлер, мысленно уже похоронивший жену, придумывал для дочери историю о том, что мама отправилась в путешествие и должна скоро вернуться. Что ж, в отношении путешествия он угадал…
— Так дело не пойдёт, — сообщил молодой женский голос. Такой же, как у юной мисс Чейз, согласившейся выйти замуж за полицейского старше её на одиннадцать лет.
Инспектор снова собрался высказать Энн всё, что он о ней думает. Но стоило ему открыть рот, как на голову полилась ледяная вода. Джерард попытался было возмутиться, но вода попала в нос и в горло, в сочетании с плохо обжаренной картошкой и полутора бутылками недорогого виски вызвав ожидаемую реакцию.
— Отвратительно!
Женские — или, скорее девичьи, если судить по размеру — сапоги остановились напротив лица хозяина квартиры. Рука в перчатке подсунула под нос старую кастрюлю. Затем Джерарда перевернули, обхватив под руки и раздражённо шипя, засунув лицо прямо в кухонную утварь.
Киттлер вдруг догадался, что Энн быть его гостьей никак не могла. Эта мысль была тревожной — кто мог забраться в дом инспектора полиции и его малолетней дочери? Что могли замышлять эти явные преступники. А это явно были преступники, поскольку проникновение в жилище без разрешения и ведома владельцев, раздел…
— M-mughl’s! — явно выругавшись, девушка прижала голову инспектора к кастрюле левой ладонью и произнесла короткую непонятную фразу.
С последним спазмом вернулось обоняние. Впрочем, почти всё содержимое кастрюли составлял виски, так что запах был не настолько отвратительным, как мог бы быть. Чего нельзя было сказать об ощущении во рту. Инспектор поднялся, держа посуду в руках. Опорожнил её в раковину, отодвинув стопку немытой посуды. Сполоснул лицо водой из-под крана. Помогло плохо — на лбу снова выступил холодный пот, руки подрагивали. Не похмельный тремор, но всё же.
Инспектор отдела уголовных
— Мы будем сидеть на кухне или всё же пройдём в гостиную? — спросила девушка, сидящая на бывшем стуле Энн, предваряя очевидные вопросы.
Джерард, внезапно ощутивший ещё один небольшой спазм, кивнул. Гостья вышла первой, с размаху развалившись на стоявшем посреди комнате диване. Это был любимый диван Эрин, превращавшийся то в крепость, то в корабль, то в гору — в зависимости от того, что сейчас показывали по телевизору.
Кстати об Эрин…
— Где моя дочь? — спросил Джерард. Это прозвучало как угроза — и, по сути, ею и являлось. Даже несмотря на то, что незваная гостья казалась опасной. Только непонятно, для кого — самого инспектора, или же Эрин. Последнего дорогого человека, оставшегося у Киттлера на этом свете и единственное, ради чего стоило жить.
— В шкафу, в своей комнате, — ответила девушка. Она, казалось, внимательно изучала собеседника, даже несмотря на чуть презрительное выражение лица. В целом, Киттлер её не винил — его состояние десять минут назад вряд ли можно было назвать образцом благопристойности. — Вы испугали Эрин, мистер Киттлер, и сейчас она успокаивает своего игрушечного зайца.
«Она знает, кто мы», подумал Джерард.
— А вы кто такая? — спросил инспектор.
Гостья была одета в… Наверное, так могли бы выглядеть чиновники североамериканских колоний веке эдак в семнадцатом. Высокие сапоги с раструбами, замшевые бриджи, жилет с крупными оловянными пуговицами, камзол, треуголка — всё неяркое, но добротное, с шитым плетёными шнурами узором. Профессиональный взгляд полицейского сразу отметил, что костюм часто носился, судя по некоторым потёртостям и привычным заломам, но был тщательно вычищен и, там где это было необходимо, обработан средствами для ухода за кожей или замшей. Разве что серо-фиолетовый шейный платок выбивался из образа, будучи заляпанным чем-то тёмным.
Впрочем, чего ещё ожидать в канун Дня Всех Святых? Заокеанская мода распространялась среди подростков подобно пожару на сухом поле.
— Меня зовут Раггерги. Раг-гер-ги Пред-дек, — повторила она по слогам. — Можно сократить до Рейчел, так будет проще.
— И что Вы забыли в моём доме, мисс Рар… Раг-гер-ги Пред-дек?
— Хороший вопрос. Я бы даже сказала — правильный. Но «забыла» — неверное слово. Лучше сказать — «нашла». Скажите, Джерард, ничего странного с Эрин не происходило в последнее время?
— Выметайтесь, — угроза в голосе Киттлера была бы очевидной даже для самого тупого отморозка. Инспектор впервые в жизни пожалел, что в отличие от американских коллег, он не может держать дома штатное оружие.
В поднятую руку Раггерги влетело яблоко, задев по дороге настольную лампу. Судя по слетевшей с кухонного шкафа миске, появилось оно именно оттуда.
— Обычно к таким, как Эрин, мы приходим лет в десять-одиннадцать, — не реагируя на тон собеседника, продолжила мисс Преддек. — Но сегодняшние события могут привести к тому, что летом девяносто первого года приходить будет не к кому.