Король бьет даму

Макеев Алексей Викторович

В этот момент в кабинет протиснулся высокий шкафообразный мужчина, очень коротко стриженный, что позволяло несколько сгладить явно намечавшуюся лысину. На вид ему было около сорока лет. Взгляд его был острым и колючим. Он подошел к Коренному и негромко, но очень уверенно спросил:

– А на каком основании все это происходит?

– Да! – словно почувствовав поддержку, подал голос и Амосов, видя, как из шкафов вынимаются и небрежно кладутся на пол бумаги и коробки. – Что за самоуправство?

Майор Коренной не удостоил обоих ответа.

Он молча открыл одну из коробок и вывалил содержимое на пол. Оттуда посыпались какие-то бумаги и свертки.

Николай Николаевич побагровел и громко воскликнул:

– Да что это за хамство такое? Я буду жаловаться вашему руководству!

У лысоватого типа заходили желваки. Он сделал шаг в сторону Коренного, но тот, ничуть не смутившись, усмехнулся и спросил:

– Вы, собственно, кто тут будете-то?

– Это мой начальник охраны! – продолжал разоряться Амосов. – Не думайте, что меня можно запугать силовыми методами!

– То есть вы никто, и звать вас никак, – прокомментировал Коренной и уже откровенно грубо добавил: – Отойдите в сторону и не мешайте обыску! Иначе я вас привлеку! Наши действия абсолютно законны, – сунул он под нос лысоватому начальнику охрану ордер на обыск.

Тот быстро, но очень внимательно прочитал его и молча отошел в сторону, лишь бросив на своего шефа короткий взгляд. Амосов только развел руками и вытер пот со лба.

– Виталий Викторович! – тем временем произнес один из обыскивавших стол. – Смотрите!

Он вытащил из нижнего ящика стола сверток и, развернув его на ладони, протянул Коренному. Гуров увидел, как глаза Амосова расширились от изумления и недоверия. На белом лоскуте лежал черный пистолет. Пистолет Макарова, полковник узнал его с первого взгляда.

Коренной просверлил пистолет глазами, потом перевел взгляд на Амосова и процедил:

– На каком основании, говорите? Понятые, сюда!

В кабинет испуганно протиснулись две девушки, на бэйджах которых значились их имена и надпись: «ОТДЕЛ ЛОГИСТИКИ». Они робко переглядывались.

– Так, на ваших глазах производится изъятие… – сухим казенным голосом принялся диктовать майор, а молодой сержант старательно застрочил протокол.

Амосов, стоявший рядом с Гуровым и онемевший от увиденного, нервно дергался и чуть было не подпрыгивал на месте.

– Таким образом, считаю необходимой мерой взятие подозреваемого под стражу, – заключил тем временем Коренной. – Распишитесь!

Девочки боязливо прошли по очереди к столу и поставили в протоколе свои подписи.

– А вы кто? – обратил наконец на Гурова свое внимание майор.

– Полковник Лев Гуров, Главное управление МВД, – отчеканил Гуров, доставая удостоверение. – Можно спросить, по чьему распоряжению вы здесь находитесь?

– По распоряжению начальника отдела полковника Молотова, – невозмутимо ответил майор. – Можете не сомневаться, у нас все в ажуре! – И помахал перед носом Гурова ордером.

Гуров даже не стал его смотреть – он и в

самом деле не сомневался, что Коренной со товарищи действуют в рамках закона. Но откуда они узнали про пистолет? И почему он находится в столе Амосова? Не он же, в самом деле, застрелил собственную дочь! Хотя Гурову на своем веку пришлось повидать всякого и наработанный опыт приучил его не удивляться ничему, тем не менее он был уверен, что Амосов не стрелял в Дану. Во-первых, у него железное алиби, а во-вторых, он и в самом деле был на грани нервного срыва, когда сидел подле трупа дочери в лесу. Так не сыграешь, Гуров был уверен. Значит, кто-то решил его подставить…

– Это подстава! – в унисон мыслям полковника закричал Амосов. – Неужели вы не понимаете? Вы что, хотите сказать, что из этого пистолета застрелили мою дочь? Но при чем тут я?

– В вашем кабинете кто-нибудь бывает в ваше отсутствие? – спросил Коренной.

– Нет! – замотал головой Амосов.

– Ключи от него у кого-нибудь, кроме вас, имеются?

– Нет! – снова повторил Николай Николаевич.

– Нет? – Майор в упор посмотрел на него и, так как тот молча хлопал глазами, удовлетворенно произнес: – Не-ет. Следовательно, так и запишем.

Затем сделал знак своему сотруднику в гражданской одежде, тот шагнул вперед и, достав наручники, защелкнул их на запястьях Амосова. Николай Николаевич от ужаса вновь обрел дар речи. Подняв свои закованные руки и взирая на них с каким-то кошмаром в глазах, он быстро заговорил:

– Послушайте, это черт знает что! Вы вообще что себе позволяете?

– Все действия строго по инструкции, – невозмутимо произнес майор.

– Я уважаемый человек! – заголосил Амосов. – Я известный в городе общественный деятель! Я… Я директор благотворительного фонда, владелец крупной фирмы, меценат, в конце концов! Вы что, думаете, что можете вот так запросто со мной обращаться? Да я вас в пух и прах разнесу!

– Пожалуйста, лет через десять-пятнадцать, – саркастически проговорил Коренной. – Когда вновь выйдете на свободу. И если сохраните к тому времени свои регалии.

– Что-о-о?! – чуть не задохнулся Амосов. – Какие пятнадцать лет? За что?

– За убийство, – спокойно ответил майор.

– Какое еще убийство? – заорал Амосов. – Что вы хотите мне приписать?

Коренной неторопливо достал из папки несколько исписанных шариковой ручкой листков, перевернул первый из них и прочитал:

– Двадцать девятого августа, в три часа сорок минут, в собственной квартире было обнаружено тело Амосова Виктора Николаевича, шестидесятого года рождения. Смерть наступила приблизительно в два часа ночи от выстрела в висок из пистолета Макарова, что следует из пули, извлеченной из его тела.

Николай Николаевич моментально спал с лица и словно сдулся, как лопнувший детский шарик. Он уже не кричал, не возмущался, не грозил, а лицо его приобрело сероватый оттенок и какое-то жалко-растерянное выражение.