Король, дама, валет

Набоков Владимир Владимирович

– Ты все запомнил, милый?

Забирая веслами, наклоняясь вперед, Франц кивнул – и опять стал валиться навзничь, туго отталкивая воду.

– …Когда я скажу, только когда я скажу, – помнишь?

Опять угрюмый наклон.

– Ты будешь сидеть на носу, – помнишь?

Скрипнули уключины, волна подняла лодку, Франц поклонился. Он старался не смотреть на нее, – но глядел ли он на бурое дно лодки, вдоль которого лежала вторая пара весел, – или запрокидывал лицо, – все равно он ощущал Марту всем своим существом, – видел, и не глядя, ее синий резиновый чепчик,

большое голое лицо, широкий халат. И знал он в точности, как это все будет, – как Марта скажет пароль, как оба гребца встанут… лодка качается… разминуться трудненько… осторожно… еще шаг… близость… шаткость.

– …Ты помнишь: всем телом, сразу… – сказала Марта, и он медленно наклонился.

Ветер прохватывал суровой сыростью. У Марты на голых ногах мелко пупырилась кожа. Она пристально глядела на берег, на бесконечную бледную полосу пляжа, отыскивая то место – около остроконечной скалы, – где они должны были пристать… Увидела. Натянула левую веревку руля.

Франц, с беззвучным стоном откидываясь назад, услышал вдруг, как Марта хрипло засмеялась, прочистила горло и засмеялась опять. Волна подняла лодку, брызнули весла, он согнулся, напрягся, капли пота, несмотря на морской холод, стекали у него по вискам. Марта, по воле волны, поднималась и опускалась, дрожащая, большеглазая, на голых ногах мелкие волоски стояли дыбом.

Она смотрела на крохотную темную фигурку, которая вдруг появилась на пустынной полосе пляжа.

– Поторопись, – сказала она, дрожа и оттягивая на груди и бедрах холодное прилипшее трико. – Поторопись. Он ждет.

Франц бросил весла, медленно снял очки, медленно вытер стекла об полу халата.

– Я тебе говорю, поторопись! – крикнула она. – Франц! Слышишь?

Держа очки в руке, он посмотрел сквозь стекла на небо, медленно нацепил их и взялся опять за весла.

Темная фигурка стала яснее, появилось у нее лицо, как кукурузное зернышко. Марта двигала корпусом взад и вперед, не то повторяя движения Франца, не то подталкивая лодку.

Теперь уже ясно можно было различить синий пиджак, серые штаны. Он стоял расставив ноги, подбоченясь.

– Ничего не забудь, – уже шепотом сказала Марта. – Только когда дам знак… помни…

Она мяла в руках веревки руля. Берег близился.

Драйер глядел на них и улыбался. На ладони он держал плоские золотые часы. Он пришел на двенадцать минут раньше. На целых двенадцать минут.

– С приездом, – сказал он и сунул часы обратно в карман.

– Ты, вероятно, всю дорогу бежал, – сказала Марта, тяжело дыша и озираясь.

– Как бы не так. Шел с прохладцей. Даже отдыхал по дороге.

Она продолжала озираться. Песок, дальше песчаный скат, обросший лесом. Ни души кругом.

– Садись в лодку, – сказала она. Лодка чуть вздрагивала от мелких набегающих волн. Франц вяло возился с веслами.

Драйер усмехнулся:

– Я вернусь тем же путем. В лесу чудесно. Встретимся у нашей будки.

– Садись, – повторила она резко. – Ты немного погребешь. Ты разжирел.

– Право, душа моя, не хочется… – протянул он, глядя на нее бочком.

Марта рулевой веревкой

хлопала себя по колену. Он закатил глаза, вздохнул и неуклюже, с опаской, стал влезать в лодку. Лодка называлась «Морская сказка».

Франц вставил в уключины вторую пару весел.

Драйер скинул пиджак. Лодка тронулась.

И сразу волнение Марты прошло. Она почувствовала блаженный покой. Совершилось. Он в их власти. Пустынный пляж, пустынное море, туманно. На всякий случай нужно отъехать подальше от берега. В груди, в голове у нее была странная, прохладная пустота, как будто влажный ветер насквозь продул ее, вычистил снутри, мусора больше не осталось. Звенящий холод. И сквозь легкий звон она слышала беспечный голос:

– Ты все время влезаешь в мои весла, Франц, – нельзя так. Я понимаю, конечно, что мыслями ты далеко… Но все-таки нужно быть повнимательнее. Не могу же я оборачиваться. Вот опять! Ты в лад, в лад… Она тебя не забыла. Ты ей, надеюсь, оставил свой адрес? Раз, раз… Я уверен, что сегодня будет тебе письмо. Ритм, – соблюдай ритм!

Франц видел его крепкий затылок, желтые пряди волос, слегка распушенные ветром, белую рубашку, натягивавшуюся на спине… Но видел он это как сквозь сон…

– Ах, дети, – как было забавно в лесу! – говорил голос. – Буки, темнота, повилика. На дорожке такие черные голые улитки, с продольной резьбой. Прямо самопишущие ручки. Очень забавно. Соблюдай ритм.

Марта, полузакрыв глаза, глядела на его движущееся лицо, которое она видела в последний раз. Рядом с ней лежал его пиджак, в нем были часы, щеточка для усов, особая зубочистка, бумажник. Ей было приятно, что часы и бумажник не пропадут. В ту минуту она как-то не подумала, что придется, конечно, и пиджак сбросить в воду. Этот довольно сложный вопрос возник только потом, когда главное уже было совершено. Сейчас ее мысли текли медленно, почти томно. Предвкушение счастья было сейчас восхитительно.

– Я, признаться, боялся, что гребля будет раздражать спину, – говорил голос. – Ты вот обещала, моя душа, что сегодня пройдет, – и правда, лучше, гораздо лучше. И грести можно. Рубашка почесывает, это приятно.

Они были теперь достаточно далеко от берега. Накрапывал дождь. На горизонте пушистым хвостиком склонялся дымок. Кругом лодки мелкие волны, журча, проливались и пенились.

– В сущности говоря, нынче мой последний день, – сказал Драйер.

Франц выслушал это совершенно равнодушно: уже ничто в мире не могло его потрясти. Но Марта взглянула на мужа с любопытством.

– Я должен завтра пораньше уехать в город, – пояснил он. – Мне только что звонили. Денька на три.

Дождь усиливался. Марта оглянулась на берег, потом посмотрела на Франца. Можно было начать.

– Послушай, Курт, – сказала она тихо, – мне хочется погрести. Ты перейди на место Франца, а Франц пускай сядет на руль.

– Нет уж погоди, моя душа, – сказал Драйер и попытался сделать так, как делал Франц, – повести весла плашмя по воде, на манер ласточки. – Я только что разошелся. Мы с Францем сыгрались. Прости, моя душа, – я тебя, кажется, обрызгал.