Король казино

Незнанский Фридрих Евсеевич

Нагловат ты, Турецкий, — помедлив, ответил Сар­гачев.

На том стоим.

Завидую.

Чему? Тому, что, как говоришь, буду уничтожен?

Твоей вере в чистые идеалы.

Я и сам удивляюсь своей наивности в век шака­лов, — искренне ответил Турецкий. — Видно, таким мать родила.

Перед тобой стена. Разобьешься. Лариса требует, чтобы ты немедленно прекратил порочить ее имя.

Передо мной пирамида, созданная на крови, об­мане, подкупе, взяточничестве и лжи. Она построена не из кирпичей, а из людей, связанных круговой по­рукой. Но внутри этой пирамиды неспокойно, идет жестокая, беспощадная борьба за

власть. И пирамида эта уже дает трещины. Значит, вот-вот развалится.

Я хочу, чтобы ты понял главное: ты должен пре­кратить дело против Стрельниковой и против меня, иначе тебе — крышка!

Даже то, что ты по требованию вице-премьера пришел ко мне, свидетельствует о том, что я прав. Надо быть идиотом, чтобы к следователю, ведущему дело, прийти и потребовать его прекращения!

Условия диктует сильнейший. Одумайся, Турец­кий, и не зарывайся! Не делай лишних движений, и все будет отлично!

Да, вы сильны. Пока сильны.

Ты и меня упрятал в эту пирамиду?

Не я же пришел к тебе!

Ну что же... Извини. Разговора не получи­лось, — поднимаясь, сказал Саргачев. — Но запом­ни: я тебя предупредил о последствиях. Теперь пе­няй на себя!

Прочти на досуге, — протягивая газету, ответил Турецкий. — Вторая страница.

В газете было напечатано интервью корреспондента газеты с Лилией Федотовой.

Не вижу здесь упоминания о вице-премьере, — пробежав глазами напечатанное, сказал Саргачев.

Кому надо, тот и без фамилии догадается, о ком речь, кто руководитель так называемого женского дви­жения, — буркнул Турецкий. — Молодец главный! Куда его только не таскали! Как не стращали! Беспо­лезно. А ты говоришь, стена-а...

Саргачев положил газету на стол и молча вышел.

5

Все, о чем шептались за спиной Алексея Петровича Кротова, соответствовало действительности. Да, он был азартный игрок, имел обширные знакомства во всех сферах, как криминальных, так и государственных. Он играл на бильярде, в рулетку, в карты, на бегах, он знал всех швейцаров, барменов, официантов, крупье, называл всех по имени и отчеству и никогда не путал. Во всех играх ему везло, исключая рулетку, здесь раз на раз не приходилось, иногда уходил с полными кар­манами, а порой — хоть фамильный перстень заклады­вай! В игре на бильярде он входил, пожалуй, в пятерку лучших игроков страны, про бега и говорить нечего: жокеи, конюхи, администраторы были его друзьями, «темные» лошадки готовились исподволь, принося Кроту крупные выигрыши, которыми он, разумеется, делил­ся. Одним словом, Алексей Петрович был человек со средствами, и, если в его карманах не шелестело пять- шесть тысяч баксов, он чувствовал себя неуютно. Полу­чал он деньги и на Петровке, законную свою зарплату платного агента уголовного розыска. Иными словами, он был посредник между воровским миром и органами. «Золотой агент», — говорили о Кроте полковники и ге­нералы из уголовного розыска, из МУРа и МВД. В ред­ких случаях Крот оказывал услуги и генералам из гос­безопасности. Все, в том числе и крестные отцы, зна­ли, на кого он работает, что он профессиональный сту­кач, мент, но для них он был свой мент. Надо скостить срок какому-либо авторитету. К кому обращаться? К нему, Алексею Петровичу. Были случаи, когда и на волю отпускали, и не каких-нибудь сявок, а тоже лю­дей уважаемых. На предложения Крота пойти навстре­чу той или иной просьбе, идущей вразрез закону, на­чальники

отделов и управлений гневались, угрюмо пых­тели, но выполняли, потому что знали: информация, которую давал агент Крот, стоит куда дороже.

Крот сидел в баре гостиницы «Юбилейная» и попи­вал холодное пиво. Бармен, блондинистый высокий па­рень, взбалтывал коктейль.

Баб готовят к отправке, Алексей Петрович, — улыбаясь кому-то, сказал бармен. — Человек двадцать. Двое здесь. Бурят для себя отобрал. Ничего бабы, в форме. Остальные в «Интуристе».

Грач давно сидит? — повел глазом Крот на сидя­щего в зале за столиком парня.

Отмокает, — ухмыльнулся бармен. — Давно. Скворца-то замочили. Переживает.

Спасибо за пиво, — поблагодарил Крот, подвигая бармену стодолларовую бумажку.

Петр Грачев был мрачен. Столик был заставлен бу­тылками с пивом.

Привет, Петро, — присаживаясь, поздоровался Крот.

Здорово... — поднял голову Грач. — Где я тебя видел вчера?

Вот те раз! — удивился Крот. — Я тебя поил, кормил, привез на хату, даже ботинки снял! И вот благодарность!

Вспомнил! В кабаке! В каком... Не помню.

Притормозил бы ты, Петро.

Грач налил бокал пива, подвинул Алексею:

Помяни друга, Леша.

Пивом вроде не поминают...

Водка в меня не лезет.

То в тебя! — Крот сделал знак официанту. — Бу­тылку водки. Погоди ты дуть! Сейчас принесут. Со мной полезет.

А друг был... Золото! Три срока тянули вместе. В одном доме выросли. На Полянке. И-эх, Леша-а!

Слыхал.

От кого? — потряс головой Грач и даже, кажет­ся, протрезвел.

От тебя и слыхал.

Так, — проговорил Грач, окончательно трезвея.

И чего я тебе намолол?

Много всякого. Спасибо, — поблагодарил Крот официанта, принесшего водку.

Пожалуйста, Алексей Петрович.

Крот разлил водку по рюмкам.

Ну что же, Петро, помянем друга твоего Дмит­рия Николаевича Скворцова!

Пошла, — прохрипел Грач.

А я что говорил?

Чего намолол-то?

Крот узнал от Славы Грязнова некоторые подробно­сти события в Хабаровске, а также о причастности Грача и Скворца к убийству Кузьминского в Гонконге.

Крот не ответил, снова наполнил рюмки.

Вчера ты храбрее был, — усмехнулся Алексей. — Всех порву, всех порежу...

Намолол... если имя друга моего знаешь, — сник Грач, машинально опрокидывая рюмку. — Кого по- рвать-то хотел?

Бурята.

Грач посмотрел по сторонам, перешел на шепот:

Ты поосторожнее, Леша.

Ты спросил, я ответил, — понизил голос Крот.

Не тяни. Может, еще чего брякнул?

Не бери в голову, Петро!

Как на тот свет отправился, не говорил?

Жаловался, что похоронить нечего. Сгорел. Ма­шину взорвали, что ли...

В ментовке подсказали? — сверкнул глазами Грач.

Я пошел, — равнодушно ответил Крот, подни­маясь.

Ты уж посиди, Леша, — ласково сказал Грач, опуская правую руку под отворот пиджака.

Дурак ты, Петро. И пушку оставь в покое. Уде­лаю, родная мать не узнает.

Посиди, — повторил Грач, но руку вытащил.

Сижу. Что дальше?

А то, что на крючке я у тебя.

Это точно. Не на крючке, на крюке. Ты, милок, такое сболтнул, что я, как мент, должен немедленно тебя арестовать и доставить пред светлые очи начальника МУРа. Но, как видишь, сижу с тобой и даже пью водку.