Король Матиуш Первый
Шрифт:
Фелек потряс колокольчиком.
– Разве обижать слабых хорошо? И еще говорят, что девочки плохие!
Тут разразилась настоящая буря. Топот, свист, крик – все слилось и перемешалось!
– Гляньте-ка, учить нас вздумала!
– В клетку ее, к обезьянам!
– Невеста короля!
– Жена Матиуша!
– Жених и невеста, тили-тили-тесто!
– С девчонкой связался!
– Канарейка желтопузая ты, а не король!
Один мальчишка вскочил на стул и, покраснев от натуги, заорал что есть мочи.
Фелек знал его. Это был хулиган, карманный воришка
– Антек, заткнись, не то в зубы дам! – крикнул Фелек.
– Слабо, барон фон Раух! Феля, Феля – министр без портфеля! Феля – пустомеля! Забыл, как у торговок яблоки воровал? Фе-ля, Фе-ля – пус-то-ме-ля!
Фелек запустил в Антека чернильницей и колокольчиком. В зале забурлило, как в котле. Более благоразумные депутаты поспешили к выходу. Оставшиеся разделились на две партии и накинулись друг на друга.
Матиуш, белый как полотно, взирал на побоище из своей ложи. А журналист что-то быстро строчил в блокноте.
– Не огорчайтесь, барон фон Раух! Ничего страшного. Борьба сплачивает единомышленников, – сказал он Фелеку.
А Фелек и не думал огорчаться. Пусть себе дубасят друг друга, лишь бы ему не досталось.
Клу-Клу так и подмывало спуститься по карнизу вниз, схватить стул и показать этим воображалам, как в Африке дерутся девочки. Ведь драка вспыхнула из-за нее. Ей было жалко Матиуша: она видела, как он страдает. Ничего, успокаивала она себя. Так им и надо. Обозвали ее черномазой? Подумаешь, что ж в этом обидного? В клетку к обезьянам? Она-то побывала там, а вот они пусть попробуют, каково это. Невеста Матиуша? А что в этом плохого? Она бы им показала, если бы не дурацкие эти европейские обычаи…
А дерутся-то как! Тоже мне мальчишки! Растяпы, слабаки, олухи! Девять минут прошло, и никаких результатов. Наскакивают друг на друга, как петухи, размахивают кулаками, и все без толку.
Фелек – тот даже чернильницу и колокольчик не сумел как следует бросить. Если бы Клу-Клу угостила этого крикуна тем или другим, не стоял бы он сейчас в позе победителя на столе.
В конце концов Клу-Клу не выдержала. Перелезла через барьер и – прыг! – вниз. Уцепилась за люстру, потом соскочила на пол. Перепрыгнув через стол для прессы и разогнав, как назойливых мух, пятерых противников Антека, она прокричала ему в лицо:
– А ну, выходи!
Антек, не подозревая, с кем имеет дело, замахнулся, но в тот же миг получил четыре удара; собственно, не четыре, а один: Клу-Клу ударила его одновременно головой, ногой и двумя руками. Антек брякнулся на пол: из носа течет кровь, шея не ворочается, рука одеревенела, трех зубов как не бывало.
«До чего у этих белых слабые зубы», – подумала Клу-Клу и, подскочив к председательскому столу, смочила водой носовой платок и приложила Антеку к носу.
– Ничего, рука цела. У нас в Африке после такого удара один день лежат пластом, а ты послабей, значит, ты очухаешься через неделю. А за зубы прости, пожалуйста. Я не рассчитала, наши ребята намного крепче белых.
XL
– Ноги моей больше не будет в парламенте! – вернувшись во дворец, решил смертельно
Им, видите ли, волшебниками захотелось стать, кукол им, дурам, подавай до небес! Подумаешь, беда: крыша немного протекает, еда недостаточно вкусная, играть не во что. А в какой стране у ребят есть такой зверинец? А фейерверки, а духовой оркестр? Газета специально для них выходит! Напрасно я старался. Завтра весь мир узнает из газет, что меня дразнили, называли размазней, женихом Клу-Клу. Нет, не стоило стараться ради них.
И Матиуш распорядился: писем ему больше не приносить. Он их не станет читать. Аудиенция после обеда отменяется: хватит, никаких подарков не будет!
Матиуш решил посоветоваться с канцлером, как быть дальше.
– Соедините меня, пожалуйста, с квартирой господина канцлера, – сказал он в трубку.
– Алло, кто говорит?
– Король.
– Господина канцлера нет дома, – ответил канцлер, надеясь, что Матиуш не узнает его по голосу.
– Как? Ведь вы со мной говорите!
– Ах это вы, ваше величество! Простите, но я никак не могу прийти: мне нездоровится и я ложусь в постель. Поэтому я сказал, что меня нет дома.
Матиуш, не говоря ни слова, повесил трубку.
– Притворяется, обманщик! Ему уже известно о моем позоре. Меня никто больше не будет уважать, все будут надо мной смеяться.
Тут лакей доложил о приходе Фелека и журналиста.
– Проси!
– Ваше величество, я пришел посоветоваться, как осветить сегодняшнее заседание Пропара в газете. Можно, конечно, это дело замять, но тогда пойдут сплетни. Есть другой выход: написать, что заседание было очень бурным и барон фон Раух подал в отставку, то есть оскорбился и не захотел больше быть министром. Но король упросил его не покидать свой пост и наградил орденом.
– А обо мне вы что напишете?
– Ничего. О таких вещах не принято писать. Как быть с Антеком – вот проблема! Высечь его нельзя, он – депутат, а личность депутата неприкосновенна. Между собой они могут драться сколько угодно, а правительство не имеет права вмешиваться. Впрочем. Клу-Клу здорово его отделала, может, он теперь остепенится.
Вот здорово! В газете не напишут про то, как Антек оскорблял его и ругал обидными словами. И Матиуш от радости готов был простить противного мальчишку.
– Заседание завтра в двенадцать.
– Меня это не интересует. Ноги моей больше там не будет!
– Это нехорошо, – сказал журналист. – Еще подумают, что вы трусите.
– Как же быть? Ведь меня оскорбили, – проговорил Матиуш со слезами в голосе.
– Парламентская делегация явится во дворец и попросит у вашего величества прощения.
– Ладно, – согласился Матиуш.
Журналист торопился в редакцию: к утру статья должна быть готова. Фелек остался во дворце.
– Что, достукался? Матиуш, Матиуш! Будто не король, а младенец. Не говорил я тебе: этому надо положить конец?..