Король мечей
Шрифт:
Надо было сделать что-то и с волосами. Один гомик в Корал-Гейблс побрил Кармину голову и даже отполировал. Правда, он постоянно с вожделением поглядывал на задницу Кармина, гладил бритую башку и даже ласково трогал мочки ушей. Впрочем, чего его осуждать?.. Даже лысый Кармин был красив, как Тео Коджак. [36]
— Ты почему не спросил у меня разрешения? — Мать приблизилась вплотную, их тела почти касались. Она впилась в него глазами — маленькими, черными, твердыми, сухими, налитыми
36
Лысый красавец, лейтенант нью-йоркской полиции, герой одноименного сериала.
— На что… разрешения?
— На это! — Она ударила Кармина по затылку.
— Я… я… просто решил попробовать… — Он уже не говорил, а хныкал.
— Ах ты «просто решил попробовать»? — Эва передразнила его голос и зарычала: — Ты не имеешь права ничего пробовать без моего разрешения!
Она ткнула его кулаком в грудь, но воротник халата смягчил удар. Так, чепуха. Это придало Кармину смелости. Он вдруг мысленно перенесся на улицу, представив, что ему осмелилась грубить какая-то обнаглевшая Карта.
— Какого черта ты на меня взъелась! — крикнул он. — Какое тебе дело до моих волос!
Она слегка попятилась в замешательстве. Это вдохновило его еще сильнее.
— Черт побери, мне уже двадцать девять лет! Ты не имеешь права приказывать, что мне делать и чего не делать! И… и… и… вообще… ты сама тоже лысая!
Правильно. Надо было дать ей отпор много лет назад.
Она стояла, уперев руки в бока, с удивлением рассматривая его. Кармину даже показалось, что ее парик чуть пошевелился.
«Да, стой и смотри, сколько хочешь, будто это твой сериал, но больше мыть себя я тебе не позволю. И вообще пошли вы все к черту, ты, Соломон, все вы!»
Кармин направился к двери. Он был доволен собой! Единственно, что нужно было сделать, — просто повысить голос и… Его что-то остановило, какое-то препятствие. Если точнее — ладонь матери, которая сильно толкнула Кармина в грудь, прямо в то место, где сердце.
— Что ты сказал, мальчик? Я не расслышала.
Голос матери оглушил Кармина и совершенно сбил с толку. Он моментально вернулся к своей привычной роли испуганного ребенка, так же легко, как входил в свой образ на улице. Мать снова возвышалась над ним огромной недосягаемой башней, угрожая обрушить на голову весь мир.
Кармин чувствовал, как бешено колотится сердце, и был уверен, что Эва тоже это ощущает. Во рту пересохло, задрожали ноги. Его воля к сопротивлению неожиданно с треском сломалась. Бравада куда-то улетучилась, как птичка из клетки, когда открыли дверцу.
— Я… я… сказал… что… что я…
— Что ты?
— Я… я… я…
— Ты осмелился повысить на меня голос, мальчик! Кем же ты себя вообразил?
— Извини! — выпалил он.
— Раздевайся! — рявкнула Эва.
Он повиновался, сбросив халат на пол. Эва посмотрела на халат. Кармин поднял его и повесил. Она смерила сына взглядом с головы до ног, голого,
— Никогда больше не повышай на меня голос, мальчик! Слышишь? Никогда!
Кармин попытался сказать «да», но ее пальцы туго сжимали его зубы, а ногти угрожали разорвать кожу. Он хотел кивнуть, что согласен, капитулирует полностью и безоговорочно, но не мог пошевелить головой. Так крепок был захват Эвы.
— Что, мальчик, попытался стать независимым? — усмехнулась она. — Захотел стать мужчиной? Но ты не мужчина. Ты никогда не был мужчиной! — Она продолжала впиваться ногтями ему в кожу, ее лицо исказилось дикой злобой. Кармин был парализован ужасом. Такой он Эву еще не видел. — И никогда им не будешь! Ты слабак! Ты жалкий кусок дерьма, как и твой трус отец. А теперь на колени! — приказала она, отпуская его.
— Что?
— Становись на свои поганые колени!
Кармин повиновался.
Эва сбросила шлепанцы, обошла его вокруг. Он услышал, как сзади стукаются друг о друга ее медальоны и бренчат цепочки.
Первый удар по голове был настолько сильный, что там, внутри, все содрогнулось — мозги, глаза, зубы, язык, все. Во второй раз она постаралась ударить еще сильнее. Кармин вскрикнул, из носа потекли сопли. А она продолжала бить что есть силы по макушке и затылку. Била шлепанцем. Они были у нее резиновые с пластиком, но массивные.
Кармин стоял на коленях, упершись руками в пол, вздрагивая при каждом ударе. А Эва била его и била. Несколько ударов пришлись по лицу и ушам, затем по шее, вызывая громкие мучительные стоны, настолько было больно.
Удары обжигали, кусали, жалили, жгли. Она была опытная мучительница и три раза точно попала в одно и то же место рядом с макушкой. Кожа на голове горела, словно ее сначала ободрали, а потом обварили кипятком. Вначале Кармин считал удары, но сбился со счета, а удары не ослабевали, и Эва не уставала. Если один удар получался мягче, то следующий был во много раз сильнее.
Вскоре его сознание стало медленно меркнуть. Когда мать в очередной раз попала по уху, вызвав жутчайшую боль, Кармин подумал, что можно обратиться за помощью к копам. Но ведь у Соломона там все схвачено, поэтому единственное, чего он добьется, — публичной казни в «НКБС». Им даже не надо будет брить ему голову.
Боль становилась непереносимой. При каждом ударе перед глазами взрывался сноп белых звезд. Из носа потекла кровь. А потом боль пропала, он перестал чувствовать удары.
Наконец она уронила шлепанец на пол.
— Давай полезай в свою ванну!
Кармин надеялся, что битье измотало ее, но напрасно. Эва терла его сильнее, чем обычно, сдирая лоскуты кожи со спины и ног. Вода в ванне порозовела. Он смотрел на аквариум. Какое же раздолье рыбкам, как им легко живется! Ничего не делай целый день, только плавай. Главное — выгляди красиво, а потом умри.