Король на горе
Шрифт:
Глава 7. Нежданчик
– Идет, – вполголоса сообщил Вихорек.
Я всмотрелся в туманную дымку, плывущую над рекой. Да, что-то такое двигалось.
Бури выдвинулся вперед: лук поднят, стрела наложена на тетиву. Он осторожен, мой загадочный Бури.
Зашуршала листва: одна из лошадок переступила с ноги на ногу.
Темное пятно превратилось в угадываемый силуэт.
Ритмичный плеск. Корабль шел на веслах, мачты в гнезде не было.
Еще минута – и Бури опустил лук. Наши.
Знакомый скрип песка, который промяла защищающая дубовый киль накладка. Задранный
– Вы здесь?
Это Медвежонок.
– Здесь, братишка, – сообщил я.
– Ну так поднимайтесь! – Выдвинутое до самого конца весло коснулось песка.
– Доску сбросьте! – потребовал я.
Бегать по веслу с поклажей мне не улыбалось.
Мое вполне уместное требование вызвало на борту совершенно неуместное веселье.
И спустить доску-трап тоже никто не потрудился. Вместо этого на песок спрыгнули Стюрмир и Медвежонок.
– Дай-ка! – Стюрмир взял у Бури двухпудовую сумку, набитую серебром, и без малейших усилий метнул вверх, через борт, где ее поймал Хавур.
Что тут скажешь? Только то, что хорошо быть здоровенным громилой.
У меня не было ни малейших сомнений, что с той же непринужденностью Стюрмир может забросить на драккар и своего хёвдинга. Меня то есть. Причем в полной боевой.
Пока Бури и Вихорек развьючивали и расседлывали лошадок, а Медвежонок со Стюрмиром занимались легкой атлетикой с тяжелыми предметами, я воспользовался веслом и взбежал на палубу, где меня встретили остальные члены нашего маленького хирда…
И – одно явно постороннее лицо. Причем очарование этого восторженного личика почему-то совсем не привело в восторг меня.
– Заря! Ты что здесь делаешь?
– Я сбежала! – радостно сообщила мне непослушная дщерь Трувора Жнеца.
Вот кто бы сомневался! Ну все. Теперь ее папа с нас точно не слезет. А учитывая, что за папой практически весь могучий варяжский клан…
– Зачем?! – простонал я.
– Хочу быть с тобой!
И тут женская интуиция наконец-то довела до хозяйки: я как-то слабо радуюсь появлению. Все. Нет восторга. Губки дрожат, чудные синие глазки распахнулись еще шире:
– Ты меня не любишь…
– Люблю, – буркнул я.
А что мне оставалось?
– Ах! – Полцентнера изумительной женской плоти повисли у меня на шее. Один поцелуй – и моя стальная решимость отправить девушку к родне превратилась в воск. Причем расплавленный.
– Я сложу об этом песню! – проворковал за моей спиной баритон Тьёдара. – Это будет лучшая драпа из тех, что я написал!
Неужели лучше, чем песнь о Волке и Медведе? Хорошо, что Медвежонок не слышит. Он бы озверел от ревности.
Хотя Тьёдар может. Тем более материал какой благодатный. Тут тебе и ссора с конунгом, и хольмганг с папой-Трувором, которого я, великий и ужасный, не стал добивать исключительно из-за великой любви к его прекрасной дочери.
А какой шедевр можно состряпать, воспевая гнев и горе оскорбленного папаши! И, наконец, какая выйдет кода, когда папаша пустится в погоню во главе могучего хирда родичей влюбленной беглянки, догонит беглецов, прикончит великодушного и страстно влюбленного похитителя (то есть меня), а затем вернет блудную дщерь в лоно братской варяжской семьи. Слушатели обрыдаются! Если, конечно, сам сочинитель не
5
Подробности – в соответствующей саге.
Я аккуратно отделил от себя Зарю, поставил девушку на палубу и улыбнулся. Если… хм, последствия неизбежны, то имеет смысл расслабиться и получать удовольствие.
– Как прошло? – спросил я у Хавгрима.
– Боги на нашей стороне, – пожал плечами берсерк.
Мол, что за глупые вопросы ты задаешь, хёвдинг?
На палубу забрались Бури с Вихорьком и «грузчики».
Лошадок отпустили. Тех коняшек, на которых закладывали ложные петли Медвежонок и Скиди, нам хватит для ближайших коммуникаций. Если бы мы взяли еще пятерых, на палубе стало бы тесновато.
– Куда теперь, брат? В старый город?
– Почти, – ответил я, решив, что сейчас самое время порадовать мою команду новыми перспективами. – Как думаешь, брат, нам не помешает немного золота?
– Сколько? – встрепенулся Медвежонок. Остальные тоже навострили уши.
– Пока не знаю точно… Но знаю одно местечко. Вроде местного монастыря.
– Откуда здесь монастырь? – удивился Медвежонок. – Здесь на сто переходов окрест единственный человек Христа – наш брат Бернар!
– Я сказал: вроде монастыря, – напомнил я. – Молятся там совсем другому богу. Но нам-то какая разница, если золото – такое же!
– Ты сам его видел? – деловито уточнил Свартхёвди.
– Так же ясно, как тебя сейчас. Даже получше, потому что это был ясный день и никакого тумана.
– А что за боги? – забеспокоился Скиди. – Они не отомстят? Христос-то добрый, всех прощает, а эти…
– С богами я разберусь, – заявил я самонадеянно, тут же удостоившись одобрительных ухмылок моих берсерков и, к моему некоторому удивлению, Бури.
От Зари я узнал кое-какие подробности варяжского «раскола».
Как я и надеялся, Вильд «донес» мои претензии к Трувору до адресатов. И задел вольный народ за живое, потому что память о гибели их молодежи была совсем свежа. До моей информационной диверсии варяги смотрели на ситуацию под совсем другим углом. А вот после…
Получается, что Рюрик (считай, Трувор) сознательно принес их в жертву. За компанию с хирдом Ульфа (меня то есть) – ради своих политических планов. В моей интерпретации – чтоб добычей не делиться. Ни со мной, ни с погибшей и выжившей молодежью. Последнее особенно задело за живое Харру, которому тоже выделили долю на общих основаниях. До моего информационного вброса ему и в голову не приходило рассматривать свою долю отдельно от общей варяжской. А вот теперь пришло. Причем Харра Стрекоза вырос и сформировался в хирде Хрёрека-конунга, то есть – дружине викингов. А там личная доля бойца – это святое. И вот Рюрик эту долю прибрал! И собственный дядя Харры Трувор – с ним заодно! Ваще западло, как сказали бы мои клиенты из прошлого-будущего. Родная кровь – это святое.