Король-олень
Шрифт:
— Я не могу видеть всего, — отозвалась Ниниана. — Если бы Владычицей была ты… Но время идет, и нам приходится претворять в жизнь другие планы. Возможно, Артур еще сдержит свои обеты и сохранит Эскалибур, и тогда события пойдут одним образом. А возможно, он так этого и не сделает, и тогда все обернется иначе — так, как решит Богиня, и тогда перед каждым из нас будет стоять своя задача. Но как бы ни обернулось, к власти в Западной стране должен прийти Акколон, и добиться этого — твоя задача. И следующий король будет править от имени Авалона. Когда Артур умрет, — хотя звезды говорят, что он проживет долго, — на престол взойдет
Моргейна вновь склонила голову и произнесла:
— Я в твоих руках.
— Теперь тебе надлежит вернуться, — сказала Ниниана, — но сперва ты должна кое-что узнать. Его время еще не пришло… но тебя ждет еще одна задача.
Она подняла руку, и в то же мгновение дверь отворилась, и через порог шагнул высокий молодой мужчина.
При взгляде на него у Моргейны перехватило дыхание; боль в груди была такой острой, что она просто не могла вздохнуть. Перед ней стоял возрожденный Ланселет — юный и стройный, словно темное пламя, худощавое смуглое лицо обрамлено кудрями, на губах играет улыбка… Ланселет, каким он был в тот день, когда они лежали рядом в тени стоячих камней — как будто время потекло вспять, словно в волшебной стране…
А потом она поняла, кто это. Юноша приблизился и поцеловал ей руку. Он даже двигался, как Ланселет: его скользящая походка напоминала танец. Но он был одет, как бард, и на лбу у него виднелся небольшой вытатуированный знак — шляпка желудя, а запястья обвивали змеи Авалона. У Моргейны голова пошла кругом.
«Неужто Галахаду суждено стать королем этих земель, а моему сыну — мерлином, выборным наследником, темным двойником и жертвой?» На мгновение Моргейне почудилось, будто она движется среди теней: король и друид, яркая тень, восседающая на троне рядом с Артуром, как королева, и сама она, родившая от Артура сына-тень… Темная Леди власти.
Моргейна знала, что сейчас любые ее слова прозвучат нелепо, что бы она ни сказала.
— Гвидион… Ты совсем не похож на своего отца. Юноша покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Во мне течет кровь Авалона. Я видел Артура, когда он приезжал с паломничеством в Гластонбери — я пробрался туда в монашеской рясе. Он слишком много кланяется священникам, этот Артур, наш король, — и он мрачно улыбнулся.
— У тебя нет причин любить своих родителей, Гвидион, — сказала Моргейна и сжала его руку. Юноша взглянул ей в глаза, и во взгляде его промелькнула ледяная ненависть… а мгновение спустя перед Моргейной вновь стоял улыбающийся молодой друид.
— Мои родители отдали мне лучшее, что у них было, — сказал Гвидион, — королевскую кровь Авалона. И я хотел бы обратиться к тебе лишь с одной-единственной просьбой, леди Моргейна.
Моргейну вдруг охватило безрассудное желание: пусть он хоть раз назовет ее матерью!
— Проси — и я исполню твою просьбу, если это в моих силах.
— Я хочу немногого, — сказал Гвидион. — Мне нужно лишь, чтобы ты, королева Моргейна, не позднее чем через пять лет после этого дня, отвела меня к Артуру и сообщила ему, что я —
Моргейна склонила голову.
— Конечно, я не могу отказать тебе в этом, Гвидион.
Гвенвифар может думать, что ей угодно, — в конце концов, Артур уже отбыл покаяние за этот грех. Любой мужчина гордился бы таким сыном, как этот серьезный и величественный молодой друид. А ей не следовало стыдиться всего произошедшего, как стыдилась она все эти годы, миновавшие после ее бегства с Авалона, — но она поняла это лишь теперь, много лет спустя. И увидев своего взрослого сына, Моргейна склонилась перед безошибочностью Зрения Вивианы.
— Клянусь тебе, что этот день настанет, — сказала Моргейна. — Клянусь Священным источником.
Взгляд ее затуманился, и Моргейна гневно сморгнула непрошеные слезы. Этот юноша не был ее сыном. Возможно, Увейн и мог бы им считаться, — но не Гвидион. Этот смуглый молодой мужчина, столь похожий на того Ланселета, в которого она была влюблена в юности, смотрел на нее не так, как сыну следовало бы смотреть на мать, бросившую его еще в младенчестве. Он был жрецом, а она была жрицей Великой Богини, и хоть они и не значили друг для друга чего-то большего — не значили они и меньше.
Моргейна возложила руки на голову склонившегося юноши и произнесла:
— Будь благословен.
Глава 13
Королева Моргауза давно уже перестала жаловаться на то, что она лишена Зрения. В последние дни листопада, когда проносящийся над Лотианом ледяной ветер окончательно обнажил деревья, Моргаузе дважды привиделся ее приемный сын Гвидион. И потому она ни капли не удивилась, когда слуга сообщил ей о приближающемся всаднике.
Гвидион был одет в грубый плащ необычной расцветки, скрепленный костяной застежкой, — Моргауза никогда прежде не видала таких. Когда Моргауза попыталась обнять его, он отстранился, скривившись от боли.
— Не нужно, матушка… — Он обнял ее одной рукой и пояснил:
— Я заполучил в Бретани легкую рану. Нет-нет, ничего серьезного, — заверил он. — Нагноения нет. Может, даже шрама не останется. Но сейчас к ней жутко больно прикасаться.
— Так ты сражался где-то в Бретани? Я-то думала, ты сидишь на безопасном Авалоне! — возмутилась Моргауза, когда они вошли в дом и присели у камина. — А у меня даже нет южного вина, чтобы угостить тебя…
Юноша рассмеялся.
— Оно мне и так надоело! Меня вполне устроит ячменное пиво — или, может, у тебя есть что-нибудь покрепче, с горячей водой и медом? Я продрог в дороге.
Гвидион позволил служанке снять с себя сапоги и забрать плащ для просушки, и вновь непринужденно откинулся на спинку стула.
— Как же это хорошо, матушка — вновь очутиться здесь…
Он поднес к губам кубок, над которым поднимался пар, и с удовольствием принялся пить.
— И ты раненый отправился в такую долгую дорогу, да еще по холоду? Тебе не терпелось рассказать какие-то важные новости? Юноша покачал головой.
— Вовсе нет. Я просто соскучился по дому, только и всего, — отозвался он. — Там все такое зеленое, пышное и влажное — и эти туманы, и церковные колокола… Я соскучился по чистому воздуху, крику чаек — и по тебе, матушка.