Король-паук
Шрифт:
Молотки стучали, мрамор крошился. Это происходило ещё в середине августа.
Но они не смогли вывести Людовика на улицу, чтобы показать ему памятник. В ночь на воскресенье, 29 августа 1483 года, он сказал Шарлотте:
— Дорогая, не идёт ли сейчас дождь?
— Нет, Людовик.
— Даю руку на отсечение, что идёт. Выгляни и посмотри...
Королева подошла к окну.
— Нет, мой король, дождя нет.
— Чёрт возьми, как же ты можешь сказать?
Шарлотта вздохнула и подержала руку за окном.
— Мой господин, там нет дождя.
Он нетерпеливо сказал:
— Никто больше не станет говорить мне правды. Я ведь совсем не боюсь дождя. Почему ты не хочешь признать, что там идёт дождь? Очень хорошо, я посмотрю сам.
Но он не смог подняться. Попытки подняться изменили его положение, и это роковым образом повлияло на его ослабевший от долгой болезни организм. Его рот искривился ещё больше. Она бросилась к кровати, но он уже откинулся на подушки.
Он прохрипел:
— Это ливень, это — наводнение! Спасайте пушки! — Его произношение было чётким, хотя и неосознанным и бессмысленным.
Он слышал нарастающий гром водопада. Он был особенно силён в глухом правом ухе. Чёрт возьми, к нему возвращается слух! Он обманет весь мир! Он будет жить!
Королевская семья собралась у его кровати. Оливье ле Дэм сказал потрясённо:
— Ещё один удар. Удар молнии, апоплексический удар. Теперь я совершенно бессилен.
Глава 52
Король лежал и ждал смерти в ночи, и лишь изредка губы его шевелились. Окружающие его люди не могли разобрать слов, а король Людовик не мог узнать их лиц.
Комната была полна духов королей будущего.
— Нет, Карл! — кричали сыну его незаметно шевелящиеся губы. — Только не в Италию! Не выступай за опоясывающие страну Альпы! Они защищают юг. Обрати внимание на север! Рейн! Дай Франции эту северную границу! Чёрт возьми, ты не слушаешь меня, ты делаешь по-своему, ты, неразумный глупец!
Франциску Первому в прекрасном расшитом камзоле:
— Смешалась кровь! Где же мои настоящие потомки? Такие ноги и такие плечи не могут принадлежать Валуа. Позор тебе за связь с этой женщиной! Но ты правишь и наслаждаешься этим. И именно я позволил тебе это!
Генриху IV, в его тесном рюше:
— Протестантизм? Что это? Выкинь из головы, чем бы это ни было.
Власть и сила королей росли:
— Всё моё, моё! Я посадил росток! Где нет семени,
Людовику XIV:
— Самые великие носят моё имя! Король и государство — едины. Это должно всё упростить! Чёрт возьми, почему ты ещё не облысел? Ты тоже страдаешь этой ужасной болезнью? Ты тоже ошибаешься? Ты не скажешь мне. Но ты всё же мог бы сказать. Ты вышагиваешь на высоких красных каблуках — ведь и ты невысок. Я жалею, что не подумал о высоких каблуках.
Людовику XVI:
— Так много тех, кого называют Людовиками. Я не забыт! — Щелчок ножниц и удар гильотины. — Это удачное приспособление! О, ужас! Падает голова короля.
Замешательство правительства — видение пришло ненадолго и было затуманенным.
— Мой взор ослаб, но я могу слышать грохот пушек, французских пушек по всей Европе.
Неизвестный человек в тускло-коричневом одеянии, захвативший власть и советующийся с парламентариями:
— Я не против парламентов, но должны же быть короли?
Карта вздрагивала и меняла очертания. Её границы извивались как змеи, но только Альпы и Пиренеи оставались на месте. «Темнеет. О, Бог мой! О пушки! Горы! Храните Францию в отсутствие короля, пока люди не научатся, если они способны, править сами». Парламент избирался регулярно, постоянно законы совершенствовались, и сила закона распространялась по всей Франции.
— Моё, моё! Всё же моё! Мой труд живёт, хотя исчезли короли! Или они здесь?
— На голове каждого депутата, на голове каждого гражданина покоилась корона Карла Великого.
— Народ у власти! Как же у них это получается? Карту, карту! Дайте мне увидеть Францию!
Видение исчезало, темнея.
— Отходи, христианская душа... — звучал голос Франциска Паольского.
— Нет, ещё, ещё! Принадлежит ли Франции Рейн? Дайте мне увидеть карту!
И карта Франции озарилась. Франция владела северными просторами и простиралась до Рейна.
— Чёрт возьми! У простых людей получилось то, что не могли сделать короли! Но ещё... не обманывайте меня! Это же не конец...
— Из этого мира, — раздавался голос священника, — отходи. Губы короля больше не двигались.
Но при смерти поникший уголок его рта приподнялся в улыбке. Всё же это ещё не конец.