Король планеты Зима (сборник)
Шрифт:
— Мы должны убираться отсюда, — грустно сказал он.
— О, вот теперь-то ты понял наконец, почему я всегда так стремился убраться от вас всех подальше, оградить себя от вашего присутствия, — с болезненной настойчивостью вернулся Осден к своей проблеме. — Ведь что приятного в том, что все боятся кого-то?.. И если бы это касалось только животных. С ними я как раз могу справиться. Да я уживусь скорее с тигром или коброй — более развитый интеллект даст мне определенные преимущества. Мне лучше работать в зоопарке, чем в человеческом коллективе(Если бы я только мог справиться с этим чертовым
Зимние звезды и летние звезды в один единый момент бытия. Привыкнуть иметь корни, но зато — ни единого врага. Быть целостным. Понимаешь? Некому на тебя посягать. Нет ни одного врага. Быть полностью(«Он никогда так откровенно не говорил раньше», — подумала Томико а вслух сказала:
— Ты беззащитен перед ним, Осден. Он влияет на тебя, на твою личность.
И ты уже меняешься. Если мы немедленно отсюда не улетим, то первым, кто сойдет здесь с ума, будешь ты.
Он не ответил. Медленно-медленно повернул он голову в ее сторону и впервые за все время их знакомства встретился с Томико взглядом. И, не отводя от нее своих прозрачных, как вода, глаз, вдруг злобно усмехнулся:
— А много мне помог здравый смысл? Но твоя-то работа здесь не доделана, Хайто.
— Надо, надо убираться отсюда, — пробормотал Харфекс.
— А если я сдамся, — сказал Осден, словно размышляя вслух, — может, тогда мне удастся с ним связаться?
— Под «сдамся» ты подразумеваешь, — заметно волнуясь, осторожно заговорил Маннон, — насколько я тебя понял, отказ отсылать полученную эмоцию к ее источнику. То есть в данном случае, вместо того чтобы возвращать растительному существу его страх, попытаться абсорбировать его эмоцию. Но это либо убьет тебя на месте, либо отбросит обратно к твоему крайнему аутизму.
— Но почему? — удивился Осден. — Оно излучает неприятие. Но оно не обладает интеллектом, а я обладаю.
— У вас разные весовые категории. Разве способен мозг одного человека достичь взаимопонимания со столь огромным и чуждым разумом?
— Мозг одного человека способен постичь принцип строения Вселенной, — отпарировала Томико, — и выразить его одним словом — «любовь».
Маннон с удивлением смотрел на обоих, не зная, что ответить. Молчал и Харфекс.
— В лесу мне будет легче, — сказал Осден. — Кто-нибудь из вас полетит со мной?
— Когда?
— Теперь же. Пока никто не успел свихнуться и впасть в буйство.
— Я полечу, — сказала Томико, и одновременно с ней Харфекс заявил:
— Никто не полетит.
— Я не могу, — замялся Маннон. — Я(я боюсь. Я могу разбить вертолет.
— Надо взять с собой Эсквану. Если мне удастся выйти на связь, он может послужить нам медиумом.
— Координатор, вы одобряете план сенсора? — официальным тоном спросил Харфекс.
— Да.
— А я нет. Но полечу с вами.
— Думаю, мы это переживем, Харфекс. — Томико не
Оллероо и Дженни Чонг, все еще пытающиеся отвлечься от своих страхов игрой в карты, вдруг разом затрещали, как перепуганные дети:
— Но эта тварь в лесу навалится на вас и(— Что, боитесь темноты? — осклабился Осден.
— Но посмотрите на Эсквану, Порлока(Даже Аснанифоил(— Вам оно не причинит никакого вреда. Это не более чем импульс, пробегающий между синапсами. Ветер, колышущий ветки. Страшный сон.
Спящего Эсквану погрузили на заднее сиденье, а Томико села за пульт управления. Харфекс и Осден молча смотрели на постепенно растущую на горизонте тонкую полоску леса, все еще отделенную от них милями и милями серой равнины.
Наконец они долетели до границы смены цвета, пересекли ее, и теперь под ними расстилалось темное, почти черное море листьев.
Томико стала выискивать место для приземления. Она спускалась все ниже и ниже, несмотря на то что все в ней противилось этому, несмотря на страстное желание улететь отсюда подальше. Здесь, в лесу, мощь излучения была намного сильнее. Людей то и дело пронизывали темные волны отторжения и неприятия. Впереди показалось светлое пятно: макушка холма, слегка возвышающаяся даже над самыми высокими из окружавших ее темных крон не-деревьев, корневых систем, частей одного целого. Томико направила вертолет туда. Но посадка прошла довольно плохо — пальцы скользили, словно были намазаны сухим мылом.
Лес сомкнулся вокруг — черный в ночной темноте.
Томико окончательно струсила и закрыла глаза. Эсквана застонал во сне.
Харфекс дышал как паровоз, но даже не пошевелился, когда Осден, перегнувшись через него, распахнул дверь.
Эмпат встал; его спина и повязка на голове были едва различимы в свете приборных лампочек панели управления. Он перешагнул через Харфекса и замер на секунду в дверном проеме.
Томико затрясло. Она скорчилась в кресле, не в силах даже поднять головы.
— Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, — шептала она. — Нет. Нет. Нет.
Осден скользнул вниз и растворился в обступившем вертолет мраке. Ушел.
«Я иду!» — прогремел беззвучный голос.
Томико закричала. Харфекс поперхнулся; он попытался привстать, но снова упал в кресло и больше не двигался.
Томико в ужасе нырнула внутрь себя и сконцентрировалась на центре своего существа — слепом глазе живота. Снаружи был только страх, страх, страх.
И вдруг он исчез.
Она подняла голову. Медленно расцепила судорожно сведенные пальцы.
Потом села прямо. Ночь была очень темной, и над лесом горели звезды. И больше не было ничего.
— Осден, — позвала она, но из ее горла не вырвалось ни звука.
Она повторила попытку, и над холмом разнесся жалобный зов одинокой лягушки-быка. Ответа не было.
Только сейчас до нее стало доходить, что с Харфексом что-то не в порядке. Она зашарила в темноте, пытаясь найти его голову, — оказалось, что он сполз с сиденья. И вдруг в мертвой тишине кабины раздался голос:
— Хорошо.