Король планеты Зима (сборник)
Шрифт:
Короткая пауза, и голос:
— Это походило на игру. Словно мы все еще в порту Be на борту «Шоби» и ждем, когда настанет время отправиться в СКОКС-полет. Но и словно мы уже одновременно на бурой планете. И одно из этих двух — притворство, только я не знаю, что именно. Поэтому все оказалось так, точно притворяешься во время игры. Но я не хочу играть. Потому что не знаю правил.
Другой голос:
— Если чартен-принцип окажется применимым для реальной трансилиентности живых и разумных существ, это станет великим событием в сознании его соплеменников — и всех людей. Новое понимание Новое партнерство. Новый способ существования во вселенной.
Они сидели вокруг костра, но за их спинами уже не было столь холодно и темно И не волны ли это в Лидене шуршат о песок?
Другой голос:
— Она тоже много думала о своем народе. О вине, искуплении и пожертвовании. Ей очень хотелось совершить этот полет, который мог дать людям больше свободы Но он оказался не таким, каким она его представляла Произошло то, что произошло, значения не имело А важным оказалось то, что она оказалась среди людей, давших свободу ей. Без вины, Она хотела остаться с ними, стать одной из экипажа. Вместе с сыном. Который стал первым человеком, ступившим в незнакомый мир.
Долгая тишина, но уже не столь глубокая, наполненная мягким постукиванием корабельных систем, ровным и неосознаваемым, как циркуляция крови.
Новый голос:
— Они были мыслями в глубине сознания — чем же еще? Поэтому они могли быть и в Be, и возле бурой планеты, и наполненной желаниями плотью, и чистым духом, иллюзией и реальностью — и все это одновременно, поскольку они всегда ими были. Когда он вспомнил это, его смущение и страх исчезли, потому что он понял, что они не могут потеряться.
— Они потерялись. Но они отыскали путь, — произнес новый голос, уже негромкий на фоне гудения и шороха корабельных систем, среди теплого свежего воздуха и света, заполняющих твердые стены корпуса.
Прозвучали девять голосов, и все взглянули на десятого, но десятый заснул, сунув в рот палец.
— Эта история рассказана, но ее еще предстоит рассказать, — сказала мать. — Продолжайте. Я посижу во время чартена здесь, с Ригом.
Они оставили двоих у костра, прошли на мостик, а потом к шлюзам, приглашая на борт толпу встревоженных ученых, инженеров и чиновников порта Be и Экумены, чьи приборы уверяли, что «Шоби» сорок четыре минуты назад исчез в не-существовании, в тишине.
— Что случилось? — спрашивали они — Что случилось?
И «шобики» переглянулись и сказали.
— О, это такая история…
Танцуя Ганам
— Сила — это громкий барабанный бой, — сказал Акета. — Громкий, как удар грома! Как шум водопада, который создает электричество. Сила наполняет тебя до тех пор, пока внутри не исчезает место для чего-нибудь другого.
Пролив на землю несколько капель воды, Кет прошептала:
— Пей, странник. — И, бросив горсть муки на камни, добавила: — Ешь, странник.
Она перевела взгляд на Йянанам — гору силы.
— Может быть, он слышит только раскаты грома и уже не воспринимает ничего иного, — сказала она. — Неужели он знал, что делал?
— Я думаю, он знал, — ответил Акета.
После первого проблематичного, но успешного трансперехода, когда «Шоби», слетав на маленькую мерзкую планету М-60—340-но-ло, вернулся обратно, порт Be
— Мы не можем говорить о «перемещении» и утверждать, будто что-то «происходит», — ворчали китяне. — Событие разворачивается одновременно здесь и там. На нашем языке этот не-интервал называется чартен.
Китянским временнолитикам вторили хайнские психологи, обсуждавшие и изучавшие те реальные ситуации, когда разумные формы жизни переживали чартен.
— Мы не можем говорить о «реальности» происходящего и о «переживании», — возмущались они. — Реальность точки «прибытия» формируется совместным восприятием чартен-команды и фиксируется их приспособлением к ней. Вот почему предварительная конструкция событий является обязательным условием для эффективного трансперехода мыслящих существ.
И так далее, и тому подобное — потому что хайнцы говорили об этом миллионы лет и никогда не уставали от подобных разговоров. Но еще им нравилось слушать. Они внимательно изучили все, что рассказала им команда «Шоби». А когда в порт прилетел командир Далзул, они выслушали и его.
— Вы должны отправить в полет одного человека, — сказал он им. — Корнем проблемы является интерференции восприятия. На «Шоби» было десять человек. А вы пошлите одного. Например, меня.
— Ты должна полететь вместе с Шаном, — сказал Беттон.
Его мать покачала головой.
— Глупо отказываться от такого предложения!
— Если они не захотели взять тебя, я тоже не полечу, — ответила она. Вместо того чтобы обнять ее или сказать слова одобрения, мальчик сделал кое-что получше. Беттон редко обращался к этому средству. Он пошутил:
— Тебя ждет забвение антивремени.
— Ничего, я это как-нибудь переживу, — ответила Тай.
Шан знал, что хайнцы не носят форменной одежды и не используют такие звания, как «командир». Тем не менее он надел свою черно-серебристую терранскую форму и отправился на встречу с командиром Далзулом.
Родившись в бараках Альберты, в те дни, когда Терра лишь вступала в союз Экумены, Далзул закончил университет А-Ио на Уррасе, получил ученую степень по временной физике, прошел стажировку со стабилями на Хайне и вернулся на родную планету в ранге экуменического мобиля. И пока он шестьдесят семь лет летал по мирам на почти световой скорости, беспокойное движение «единых» переросло в религиозную войну и выплеснулось в ужасы юнистской революции. Прилетев на Терру, Далзул за несколько месяцев взял ситуацию под контроль. Его проницательность и тактика не только восхитили тех людей, за которых он боролся, но и вызвали поклонение у противников — отцов юнизма, решивших, что Далзул и есть их бог. Широкомасштабные убийства неверующих сменились мировым поветрием обожания Нового Воплощения. Затем начались расколы и ереси. Сектанты принялись убивать друг друга, но Далзул подавил этот пик теократической жестокости — самый худший и длительный после Эпохи Осквернения. Он действовал с изяществом и мудростью, с терпением и надежностью, с гибкостью, хитростью и юмором, то есть в стиле, который пользуется наивысшим почетом среди обитателей Экумены.