Король-Провидец
Шрифт:
– Даже если у вас не будет другого доказательства, кроме моего слова?
– Вы офицер, а любой офицер, который служит под моим командованием, либо всегда говорит правду, либо с позором изгоняется из армии. Кроме того, посол Тенедос – Провидец, или джак, по-местному. С помощью своего волшебства он сразу же увидит правду. Честному человеку нечего бояться.
Уолло попытался улыбнуться, не смог и торопливо вышел. Как и следовало ожидать, он сбежал задолго до того, как мы закрыли ворота на ночь, даже не захватив свои пожитки. Однако мое расследование по расходу средств, причитающихся для выплаты жалованья наемникам, показало, что если он
Слуги Тенедоса также приложили много стараний в работе со старым персоналом посольства, и мало-помалу резиденция начала превращаться в пристойное место для жилья. Они получали неоценимую помощь от нашего кастеляна Элюарда, после того как его заверили, что мы не собираемся проверять его учетные книги. После этого воришка твердо стоял на нашей стороне.
Со временем предстояли еще бо льшие перемены, но никто из нас не питал иллюзий, что времени окажется достаточно.
Не требовалось ни шпионов, ни волшебства, чтобы понять: Сайана бурлит и приближается к точке кипения. Мы не осмеливались выезжать за город, но предполагали, что все, что творится в столице, происходит во всех Спорных Землях. Хуже того, мы слышали, что повсюду снова возродилась кровная вражда, сопровождающаяся зловещими обещаниями «больших перемен». Кейт жил в ожидании близкой войны.
Нумантийцев здесь ненавидели, как и других иностранцев. Излюбленный лозунг, написанный на любой открытой стене, гласил:
М'рт те Ф'ренг!
Смерть инородцам.
Достаточно было короткого разговора в таверне, чтобы уяснить: большинство кейтцев понимает под этим всех иностранцев, невзирая на чины и звания. Если ты прибыл из Юрея, Никеи, Каллио, любой другой нумантийской провинции, Майсира или даже из других пограничных областей, ты автоматически становился врагом и законной добычей, потенциальной жертвой грабежа или копья в спину.
Кроме моих солдат и слуг Тенедоса в Сайане жили около трехсот нумантийцев, занимавшихся разными ремеслами – торговцев, аптекарей, оружейников – а также горсточка тех, кто женился на уроженках Кейта и остался жить здесь. Мы с Тенедосом хотели бы, чтобы они успели бежать из Сайаны, прежде чем разразится буря, но нам приходилось молчать. В случае катастрофы мы обязаны будем защитить их.
Единственными, о ком я так ничего и не узнал, были Товиети. Случайное упоминание этого слова прерывало оживленный разговор на полуслове, и устанавливалось зловещее молчание. Не было даже слухов, по крайней мере таких, которые бы повторялись бы в присутствии нумантийцев. Однако Тенедос говорил, что такое молчание указывает на то, что Товиети действительно существуют, а не являются плодом воспаленного воображения какого-нибудь никейского паникера.
– Ценна любая информация, включая и ее отсутствие, мой дорогой Дамастес, – говорил он.
Вскоре я кое-что узнал о брате Бейбера Ферганы, Шамиссо. Мнения разделились. В основном о нем говорили как о законченном негодяе и позоре для всей страны. Это мнение высказывали все, кто обладал властью и занимал более или менее ответственные посты, или те, кто не был уверен в политических симпатиях собеседника. Другие – слуги, ремесленники и бедняки – наделяли Шамиссо
Я разрешал своим уланам выходить за пределы посольства лишь четверками или в большем количестве, в сопровождении минимум одного уоррент-офицера. Это им не нравилось, и даже капитан Меллет считал мои меры чересчур строгими, но после того как полдюжины его пехотинцев были избиты до полусмерти в «случайных» пьяных драках, он отдал такие же распоряжения.
Как бы то ни было, немногие из моих подчиненных выказывали желание гулять по городу. Я устроил у нас армейскую таверну, закупив вдоволь вина и крепких напитков, и продавал их по оптовым ценам, а что касается еды, то в наших кухнях всегда было вдоволь вкусных блюд, приготовленных по нумантийским рецептам.
Что касается секса... у нас были шлюхи, привезенные в обозе Куррамской Легкой Пехоты, а туземная прислуга в основном укомплектовывалась женщинами. Поскольку они состояли на жаловании у Иршада либо у Ферганы, то их отбирали не столько за талант к уборке помещений или чистке посуды, сколько за внешний вид и общительность. Почти все они были молоды, довольно красивы и очень дружелюбны.
Их отношения с солдатами меня не касались, поэтому я не интересовался, с кем спит тот или иной человек, когда он не находится на боевом посту. В Кавалерийском лицее меня учили, что шпионы высоко ценят «постельные беседы», и это беспокоило меня в течение нескольких дней, пока я не пришел к очевидному выводу: разговоры в постели не могут причинить вреда, если тот, кто болтает, не знает ничего важного.
На самом деле у нас было мало секретов; бо льшую их часть знали мы с Лейшем Тенедосом и капитаном Меллетом. Были, правда, кое-какие сведения, которые противник мог выведать у глупого или пьяного улана – например, время смены караула или местонахождение постов, – но я очень часто менял и то, и другое.
Сам я спал в одиночестве, согласно заветам отца. Правда, я еще и сейчас помню одну молодую женщину, ухаживавшую за цветами в наших комнатах. Она была смуглой, с быстрой пугливой улыбкой. Кроме того, у нее были полные груди с розовыми сосками и стройные бедра, которые я увидел однажды, когда она «подумала, что я вышел» и переодевалась в моей комнате, пока я принимал ванну. Уверен, что со временем мы бы оказались в одной постели, но как раз времени-то у нас и не оставалось.
Лейш Тенедос немного удивлял меня: я не раз видел женщин, выскальзывавших из его комнат в неподобающий час, и однажды, проходя мимо кухонной кладовой, услышал отрывок разговора, перемежавшегося веселым хихиканьем: «Ах да, волшебник знает толк в любви и склонен к необычному, но есть одна странная...» – но тут мои шаги были услышаны, и я так и не узнал, в чем заключалось это «необычное». Однако чем больше я думал об этом, тем меньше это для меня значило. Тенедос не был женат или же никогда не упоминал о своей супруге. Какая разница, спит ли он в одиночестве, или с женщиной? Кейтские нравы едва ли можно было назвать строгими, и чем более высокое положение в обществе занимал человек, тем распущеннее он становился. Я больше не размышлял на эти темы. Тенедос был моим начальником, и, кроме того, я полагал, что у него хватит благоразумия не болтать о своих любовных утехах.