Король снов
Шрифт:
— Нет. Я не могу. Не могу, Фулкари. Это вопросы высших государственных интересов.
С этими словами Деккерет подошел к окну и застыл спиной к Фулкари, глядя в ночь. Перед ним простирался почти весь Стойен в своей мистической красоте: стройные здания на высоких кирпичных стилобатах, ритмичное чередование высоких и низких построек, возвышающиеся поодаль искусственные холмы, великолепное изобилие тропической растительности. Фулкари осталась где-то в другом конце комнаты. Она молчала. Деккерет знал, что жестоко ранил ее своими резкими словами. В конце концов, она была его спутницей на всю жизнь. Пусть она еще не была его
Он выждал еще немного, а потом прервал тяжелое молчание.
— Ну, ладно. Все равно нет никакого смысла скрывать все это от тебя. Престимиона настолько вывела из себя эта авантюра Мандралиски — это восстание, — что он намеревается подавить его силой. Он говорит о том, что следует послать на Зимроэль армии, чтобы сокрушить мятеж. Если я правильно его понял, он не хочет даже предложить ультиматум. Нет, только вторжение и штурм.
— Получается, что ты с ним не согласен?
Деккерет повернулся всем телом и смотрел теперь Фулкари в лицо.
— Конечно, я не согласен! Как ты думаешь, кто поведет эту армию? Кому придется отвечать за подавление сопротивления в Пилиплоке и продвижение по реке до Ни-мойи? Фулкари, это будет делать не Престимион. Это не Престимиону предстоит стоять перед воротами Ни-мойи и требовать, чтобы их открыли, это не Престимион обязан разбить их, если…
Фулкари смотрела на него спокойным, задумчивым взглядом.
— Конечно, — рассудительно произнесла она, — Насколько я понимаю, такими вещами должен заниматься корональ.
— И ты думаешь, что жители Зимроэля будут радостно встречать армию вторжения распростертыми объятиями и поцелуями?
— Да, Деккерет, я согласна, что это весьма неприятная задача. Но разве есть другой выход? Я, правда, знаю очень немного, только то, что рассказывал тебе Динитак: о шлеме, которым пользуется этот Мандралиска, о тех мерзостях, которые он творит с его помощью, о том, как он подговорил этих пятерых безмозглых братьев провозгласить независимость Зимроэля. Что еще остается понтифексу делать перед лицом открытого мятежа? Только послать армию и навести порядок. А если при этом будут разрушения… разве их удастся избежать? Государственное устройство должно быть сохранено любой ценой.
Теперь уже Деккерет удивленно уставился на нее, не до конца понимая, куда она клонит.
Перед ним была Фулкари, какую он очень мало знал прежде, — леди Фулкари Сипермитская, женщина из высшего аристократического круга, чья родословная восходила через много поколений к лорду Махарио. Конечно, она вряд ли могла сознавать, какой великой ошибкой рискует стать подавление мятежа Самбайлидов при помощи вооруженной силы. Со внезапной силой озарения он вдруг почувствовал, что после всех лет, проведенных в Замке, даже после того, как он сам стал короналем, он впервые воочию увидел существенную разницу
Но об этом он не сказал ни слова. Он ответил просто:
— Я не хочу устраивать войну на Зимроэле. Я не хочу убивать невинных людей, я не хочу жечь города и деревни, я не хочу разбивать ворота Ни-мойи.
— А как же Мандралиска?
— Он должен быть остановлен. Уничтожен, как выразился Престимион. И я с ним полностью согласен в этом. Но я хочу найти какой-то другой способ — способ, не требующий войны против жителей Зимроэля. — Деккерет посмотрел на буфет, где стояла недопитая бутылка вина, но решил все же отказаться от третьего бокала. — Я хочу послать за Динитаком. Мне необходимо поговорить с ним.
— Сейчас? — спросила Фулкари, подняв на него взгляд, полный деланного ужаса.
— Он может подсказать что-нибудь очень полезное. Фулкари, из всех, кто сейчас есть рядом со мной, он ближе всех к посту Верховного канцлера.
— У тебя есть еще и я. Так вот, я даю тебе совет, достойный любого из твоих советников и канцлеров. Мы всего лишь два с половиной часа назад или, может быть, чуть больше прибыли в этот город и не сумели еще выкроить времени даже для того, чтобы перекусить. Еда — очень хорошее дело для голодного человека. Очень важное дело. И очень хорошая идея.
— Тогда мы пригласим его присоединиться к нам.
— Нет, Деккерет! Нет.
— Это что такое? Открытое неповиновение? — воскликнул Деккерет. Ее смелость скорее позабавила, чем рассердила его.
Глаза Фулкари засветились спокойной уверенностью.
— Можно сказать и так. Да, вне этой комнаты ты мой лорд корональ, но здесь, здесь… О, Деккерет, не будь таким упрямым! Ты не можешь быть короналем все время, пока не спишь. Даже корональ нуждается в отдыхе, а ты весь день были в пути. И слишком устал для того, чтобы обдумывать сейчас все эти дела или обсуждать их с Динитаком. Так что я предлагаю: давай, наконец, пообедаем. А потом ляжем спать. — Ее глаза полыхнули другим, непохожим светом — Отложи все дела до утра. Помолись о ниспослании полезного сновидения. С Динитаком ты можешь поговорить и завтра.
— Но Престимион ожидает…
— Ш-ш-ш… — Фулкари прикрыла ему рот ладонью и всем телом прильнула к нему.
Не в силах больше сопротивляться, Деккерет обнял ее обеими руками, плотнее прижал к себе и отдался на волю чувств, нежно гладя ее стройную спину. Фулкари подняла лицо, их губы встретились…
«Фулкари права, — подумал Деккерет. — Никто не имеет права требовать, чтобы я каждый миг своей жизни был короналем».
Динитак может подождать. Престимион может подождать. И даже Мандралиска тоже вполне может подождать.
Ночью, когда Деккерет спал, откуда-то из глубин его души всплыли обрывки воспоминаний. Они, затмевая друг друга, мерцали в его сознании — казалось бы, ни с чем не связанные эпизоды, и эпизоды из недавнего прошлого — и словно старались собраться в некую последовательную, цельную картину.
Он находится в Шабиканте, стоит на коленях перед оракулом двух деревьев, древних деревьев Солнца и Луны. И от этих деревьев доносится очень слабый, еле уловимый звук — ржавый скрежет, будто деревья, простоявшие в молчании несколько тысяч лет, пытались еще раз собраться с силами, обратиться к недавно коронованному королю и сообщить ему нечто такое, что ему обязательно нужно знать.