Король терний
Шрифт:
— Макин! — Я пнул его — осторожно, чтобы он спросонья не отсек мне ногу. — Твой черед.
Он заворчал и сел. Он был в нагруднике и латных рукавицах, перед сном их не снял.
— Ни черта не видно. Что мне в такой темноте высматривать?
— Поверь, есть что, — сказал я. Меня не оставляло чувство, что если мы все уснем, то к утру из нас никто не проснется. — Если ты так уверен, что нам здесь ничего не угрожает, что ж ты лязгаешь доспехами даже во сне?
Сон свалил меня прежде, чем Макин нашелся,
На рассвете над оконцами чистой воды поднялся туман. Вначале он висел над пушицей, едва не касаясь ее, но когда мы собрались продолжить путь, туман клубился уже на уровне груди, будто хотел, раз не удалось болотной трясине, поглотить нас.
Есть неприятные запахи, к которым можно притерпеться, и через некоторое время их вовсе не замечаешь. Но не таким было зловоние болот Кантанлонии.
Отвратительная вонь никуда не исчезла по прошествии целого дня и ночи, витала в воздухе с того самого момента, когда легкий бриз невольно принес ее.
Туман выбил из тела пот и вместе с ним озноб. В его пелене братья казались призраками, и я вдруг вспомнил женщину с мертвым лицом, стоявшую у одинокого каменного дома в окружении оборванных детишек. Одиночество имеет много лиц.
— Лучше бы переждать, пока туман рассеется, — сказал Кент.
Всплеск и чертыхание Райка.
— Я в грязи по колено.
Кент дело говорил. Туман не выдержит жара солнечных лучей.
— Хотите здесь подольше задержаться? — спросил я братьев.
Кент ничего не ответил, задумался.
Показавшееся солнце паршиво выполняло свою работу, я никак не мог согреться. Холодный влажный туман пропитал меня насквозь, мутной кисеей висел перед глазами.
— Я вижу дом! — закричал юный Сим.
— Не может быть! — заткнул его Макин. — Какого рожна дому стоять среди…
Из тумана проступили два дома, затем три. Целая деревня. Бревенчатые дома, крытые сланцевой плиткой.
— Что за чертовщина? — сплюнул Роу. Он плевался при каждом удобном случае.
— Может, сборщики торфа? — предположил Грумлоу.
Это казалось более или менее разумным объяснением. Хотя, насколько мне было известно, торфяные болота предпочитают более прохладный климат, но и в таком случае местные жители приходят на болото, собирают торф, а потом возвращаются домой. Они не строят домов на болоте.
В доме слева от нас открылась дверь, и мы все семеро схватились за оружие. Выбежал маленький ребенок, босой, он за кем-то гнался, было не разглядеть, за кем. Он пробежал мимо нас и растворился в тумане. Только слышался плеск воды под его ногами, подтверждая, что он реальный, и зиял чернотой проем открытой двери.
С мечом в руке я приблизился к двери. Она казалась мне входом в склеп, и тянуло оттуда сыростью
— Джейми, ты забыл… — тусклое поблескивание моего меча заставило женщину замолчать. Даже в тумане сталь Зодчих поблескивала. — О! — выдохнула женщина.
— Мадам. — Я чуть заметно склонил голову, не желая опускать ее слишком низко.
— Простите, — сказала женщина. — Я не ждала гостей. — На вид ей было не больше двадцати пяти, светлые волосы, приятное лицо, но из тех, что быстро выцветают, в платье из домотканой холстины, простом, но чистом.
Слева между домами стало отчетливо видно мужчину лет пятидесяти с деревянным бочонком на плече. Он бросил бочонок на стог соломы и поднял руку.
— Добро пожаловать! — сказал хозяин. Поскреб белую щетину на подбородке и пристально посмотрел сквозь туман. — Вы принесли с собой хорошую погоду, юный сэр.
— Что же вы не входите? Входите, — позвала женщина. — У меня горшок на печи, богаты только овсяной кашей, но просим к столу. Ма! Найди хорошую миску.
Я покосился на Макина. Он пожал плечами. Кент таращился на пожилого мужчину, крепко сжимая топор.
— Простите, я — Рут Миллсон. Как невежливо с моей стороны. А это — брат Роберт. — Женщина показала рукой на пожилого мужчину. — Мы называем его «брат», потому что он провел три года в Гоанском монастыре, но не прижился там. — Женщина весело улыбнулась. — Входите!
Что-то промелькнуло в моей памяти. Гоан. Был некий Гоан недалеко от моего дома.
— Ваше гостеприимство на моих друзей тоже распространяется? — спросил я, показывая на Макина.
Рут повернулась, чтобы войти в дом.
— Не стесняйтесь. Еды на всех хватит. Нет ничего хуже пустого желудка!
Я пошел за ней, Макин не отставал. Нам обоим пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о притолоку.
В доме оказалось чисто и сухо. На столе горела лампа, медная, начищенная до блеска, словно фамильная ценность. Царил полумрак, ставни закрыты, будто ночь угрожала ворваться в дом. Макин спрятал меч в ножны. Я не был столь вежлив. В голове вертелась мысль: чего-то не хватает. Или я чего-то упорно не замечаю.
Райк остался снаружи, нависая громадой над столпившимися вокруг него братьями. Они выглядели глупо, сверкая оружием и латами на фоне двух маленьких девочек, со смехом пробежавших мимо. Проковыляла, прихрамывая, старуха с узлом под мышкой, не замечая кинжалов Грумлоу, что-то пробурчала себе под нос.
— Рут, — обратился я к женщине.
— Садись! Садись! — перебила меня та. — У тебя вид полумертвого. А ты еще мальчик. Высоким парнем вымахал, но мальчик. Я-то вижу. А мальчикам надо много есть. Я права, ма? — Неосознанно женщина провела рукой по шее. Белая кожа, очень белая. На солнце она обгорит хуже Райка.