Король Треф
Шрифт:
— Стилет!
— Опять в точку.
— Но ведь он же послал маляву, чтобы меня не трогать!
— А кто ему мешал еще одну маляву вдогонку отправить? — резонно спросил Паук.
И перед моим внутренним взором с полной ясностью высветилась схема: Стилет — Железный — Таксист. Все, как в первом классе. И я бы, конечно, сам допер до этого в шесть секунд, но просто до сегодняшнего дня не знал, что в Ижме грохнули Железного. И, главное, падла Стилет перед людьми сделал честный вид, дескать, доверяет он хорошему парню Знахарю!
Да уж, информация — действительно
И теперь мне понятно, почему Стилет вчера так нервничал. Он просто боялся, что ему будет выставлена предъява. Пусть бездоказательная, но все равно очень серьезная и очень для него неприятная. А теперь он действительно приговорен. Ну что ж, туда ему и дорога.
Паук позырил по сторонам и извиняющимся голосом спросил:
— Знахарь, а у тебя нету ли какой-нибудь безалкогольной водички типа «Боржоми»?
Я посмотрел на него и с удивлением увидел, что передо мной опять сидит стеснительный скромняга-посыльный.
Ай да Дядя Паша! Хороших себе ребят подбирает, молодец.
Я встал и достал из холодильника бутылку «Ессентуки № 17».
Показав ее Пауку, я спросил:
— Пойдет?
Он опять замахал руками:
— Конечно, конечно, отлично!
Я засмеялся, отдал ему бутылку и снова сел на диван.
Он налил себе водички, выпил ее и, вытерев рот белоснежным платком, сказал:
— А еще я тебе скажу вот что. То, что Стилет старый, — это ерунда. Если человек старый, он все равно может еще долго прожить. А вот если человек гнилой, то как раз от этого-то жизнь и укорачивается. Как думаешь, Знахарь?
Я все понял и дипломатично, но твердо ответил:
— Да, Паук, я думаю, что гнилое дерево долго не простоит.
— Так Дяде Паше и передать?
— Так и передай.
Паук встал и, пожав мне руку, вышел, не оборачиваясь.
А я сел на диван и стал думать.
Получалось не очень, но все равно я понял, что раз Стилету — кирдык и раз с этим идут ко мне, то, значит, мой вес начинает расти. И это было приятно.
Я вылил остатки пива в стакан, и в это время зазвонил телефон.
Сняв трубку, я сказал:
— Алло!
— Знахарь, это я, Стержень.
— А, здорово, Стержень, как дела?
— Дела у прокурора, у меня — делишки. Слышь, Знахарь, нам бы встретиться как-нибудь, у тебя сегодня время найдется?
— Что там, опять что-нибудь от Стилета?
— Да нет, — он замялся, — у меня к тебе личный вопрос есть.
— Заходи в три часа, — ответил я и повесил трубку, прекратив разговор.
Ну, блин, это уже было я не знаю что.
Я готов был поспорить на что угодно, что разговор пойдет о Стилете и что для Стилета в этом разговоре ничего приятного не будет. Его, можно сказать, уже не было. Все, кончился Стилет. Ну что ж, туда ему и дорога.
А Стержень хочет заручиться моей поддержкой, потому что в перспективе видел во мне нового хозяина.
Только вот нужен ли мне Стержень?
Не знаю, не знаю…
Глава 3 «БОЖИЙ» ЧЕЛОВЕК
Комната, в которой Алеша жил вот
В последнее время Алеша просыпался рано и, уже зная, что до подъема делать ему все равно нечего, обычно просто лежал, уставив широко раскрытые глаза в темный потолок и вспоминая события, так неожиданно и странно повернувшие его жизнь.
Когда выскочившие из вертолета солдаты схватили его и Алену и поволокли в гремящее брюхо железного головастика, Алеша перестал понимать, что происходит, и дальнейшие события, вплоть до прибытия на эту таинственную базу, вспоминались ему, как непонятный и страшный сон.
Чужие запахи, ошеломившие его в проклепанном чреве летающего чудовища, оглушающий грохот двигателя, сильные, жесткие и равнодушные руки, крепко и умело, хотя и без злобы, державшие его и не дававшие сделать ни малейшего движения, затем огромное бетонное поле военного аэродрома, жесткое металлическое кресло в просторном брюхе транспортного самолета, потом несколько часов пугающего и волнующего полета в неизвестном направлении, затем снова вертолет и, наконец, посадка внутри какого-то большого двора, замкнутого высокой оградой, — все это смешалось в голове восемнадцатилетнего юноши, не знавшего прежде ничего, кроме тайги и молитв.
В первый день своего заточения, которое, впрочем, не было ни унизительным, ни угрожающим, он пытался молиться, призывая Господа обратить на него свой милостивый взор и вразумить, объяснить, рассказать ему, что же все-таки происходит и кто эти непонятные люди, которые, подобно бессловесным и безжалостным посланникам Князя Тьмы, увлекли его и Алену в неизвестные и недобрые дали.
Однако тот, к кому Алеша обращался с надеждой и верой в помощь, был, судя по всему, сильно занят более важными делами или, что тоже не исключалось, отлично знал об испытаниях, выпавших на долю молодого дикаря, и теперь строго и ревниво следил за тем, как Алеша выдержит этот суровый экзамен. Во всяком случае ответа Алеша не получил и знаков, подсказавших бы ему, что происходит и как себя вести, — тоже. Так что он был вынужден сам находить в себе ответы на все вопросы и сам принимать решения и выполнять их.
Все, что происходило, чудовищным образом отличалось от простой, размеренной и надежной череды незамысловатых событий, которой была прежняя жизнь Алеши. Все, к чему он привык за свою пока еще короткую жизнь, было сметено одним лишь движением непроницаемой для взгляда смертного завесы, за которой скрывалась истинная суть происходящих в мире вещей. Восемнадцать лет безмятежного существования в поселении староверов превратились в пыль и были унесены сквозняком, ворвавшимся в приоткрывшуюся дверь, за которой другие люди творили свои непонятные дела, чужой и враждебный смысл которых был скрыт от него.