Король, у которого не было сердца. Замок на третьей горе. Книга 1
Шрифт:
Джек снова отметил, что в его общении с Грэйс пропала привычная уверенность и непринуждённость. Он почему-то стал задумываться перед тем, как произнести самые обыденные фразы: побоялся спросить, успела ли Грэйс выспаться, понравился ли фильм, который она хотела посмотреть накануне, и почему её носки разного цвета. Независимые наблюдатели назвали бы такое поведение признаком влюблённости, а Джек затеял бы с ними горячий спор.
В обществе Самиры он также чувствовал себя неуютно, пусть и без всякой предыстории. Рядом с ней воздух вокруг как будто менял консистенцию: иногда превращался
– С тобой всё в порядке?
– Что? – она вздрогнула.
– Я спрашиваю, хорошо ли ты себя чувствуешь. От тебя исходят волны приближающейся панической атаки.
– Прости.
Воздух вернулся в нормальное состояние. Невидимая сила внезапно исчезла, и Джек ненадолго перестал понимать, как далеко находится пол, и как правильно поставить ногу.
– Что ты делаешь?
– Я ничего не делаю, – Самира вырвала руку и отвернулась.
Нехарактерные для ночного времени звуки послышались уже на лестнице, ведущей на второй этаж. Совсем тихие – они будто почудились и, рождённые фантазией, существовали лишь в голове. Звуки становились громче: соединившись в мелодию, они покинули пределы воображения и заполнили собой пространство.
Джек, Грэйс и Самира пробрались в концертный зал со стороны кулис. Преодолев полосу препятствий из коробок с реквизитом, вешалок и заготовок для декораций, они оказались на сцене рядом с источником яростных музыкальных раскатов.
В свете единственного тусклого прожектора Тони сидел за старым роялем и исполнял что-то из Рахманинова. Это была массивная, громоздкая музыка – Грэйс сравнила бы её с медведем, который пробудился после зимнего отдыха и тяжёлой поступью пробирался по лесной чаще в поисках еды.
– Когда-то один психиатр порекомендовал родителям Тони занять его музыкой, – шёпотом пояснил Джек, – позже другой психиатр посоветовал ему изучать точные науки. Сегодня мы можем сделать сразу два вывода: во-первых, чему бы Тони ни обучался, у него это выходит гениально. Во-вторых, всегда стоит доверять психиатрам.
Последние слова Джек произнёс одними губами, потому что обычные повседневные звуки, включая собственный голос, вдруг исчезли. Остались только удары войлочных молоточков о струны. Почти не удивившись, Джек толкнул Самиру в бок, но та отмахнулась и сделала несколько шагов к пианисту. Джек попытался сказать ещё что-то, но у него не получилось. Безуспешно попробовал похрустеть пальцами, покашлял, попрыгал и… сдался.
Часы перестали тикать, пол больше не скрипел; даже воздух из лёгких выходил совершенно бесшумно. А Тони и не заметил, что стал единственным источником звука, наверное, во всём мире. Растворившись в музыке, он продолжал играть. Однако в самый многослойный музыкальный момент, когда звуки стали обретать краски и трансформироваться в образы, Тони зацепил мизинцем фальшивую ноту и замер. Тогда Джек впервые в жизни услышал подлинную, ничем не нарушаемую тишину.
Тони вздохнул, о чём можно было догадаться
Стука не последовало. Тони удивился и вновь поднял и опустил крышку – на этот раз результативнее. Вслед за характерным глухим ударом дерева о дерево вернулись и остальные звуки: тиканье часов, хлопанье крыльев ночной моли и урчание в желудке.
Сбросив с себя остатки музыкального оцепенения, Тони медленно развернулся на вращающемся стуле и уставился прямо на Самиру.
– Ты вернулась, – без выражения обозначил он очевидный факт. – Наконец-то.
Девушка подошла к нему и положила на подставку для нот стеклянный шар.
– Хотела отдать тебе это, – сказала Самира.
– И всё? – спросил Тони.
Джек с Грэйс переглянулись.
– Если бы это было всё, я не утруждалась бы…
Было заметно, что Самира борется сама с собой. Она закрыла глаза – постаралась, наверное, сначала сформулировать мысль в голове, чтобы доступно донести её до собеседника.
Тони терпеливо ждал, не двигаясь, на дыша, не переставая смотреть на неё.
– Сначала я подумывала прислать тебе шар по почте, – продолжила Самира. – Так было бы проще, потому что мне совсем не нравится врываться в чью-то жизнь и переворачивать её с ног на голову. Потому что я не уверена, что имею на это право. Потому что последствия могут быть непредсказуемыми, печальными, ужасными…
– Я хочу, чтобы ты перевернула мою жизнь, – перебил Тони. Он внезапно вспомнил о манерах и, резко вскочив, предложил Самире единственный на сцене стул.
– Через два дня я возвращаюсь домой, – Самира осталась стоять. – Если правда хочешь, можешь отправиться со мной.
– Хорошо, я согласен, – быстро ответил Тони.
Где-то снаружи, за толстыми стенами здания, начался сильный ливень. Серые тучи весом в несколько сотен тысяч слонов прорвались, и тяжёлые капли застучали по земле – даже в зале без окон было слышно.
– Так, стоп, – Джек поднял руку, в горле разрасталось что-то булькающе неприятное, – куда это ты собрался?
Грэйс осторожно двумя руками взяла шар и поднесла его к лицу.
– Здесь раньше всегда был лес, – сказала она.
Боковым зрением Джек заметил внутри шара несколько горных вершин, на одной из которых возвышался замок. Он перестал понимать, что происходит с миром вокруг него и с людьми, которых он знал всю жизнь. Тем более Джек не мог взять в толк, какое значение сейчас имела картинка в дурацком шаре.
– Куда ты хочешь забрать его? – спросил он Самиру и с трудом узнал собственный голос.
– Я покажу ему мой мир, – ответила она невозмутимо, будто предлагала устроить пикник в парке.
– Что ещё за твой мир?
Самира улыбнулась, пожалуй, впервые за то время, что Джек знал её.
– Я и тебе могу показать.
Сердце Джека замерло, сжалось и вновь заколотилось о рёбра с разрушительной силой.
– Мне не надо, я не собираюсь! – воскликнул он и максимально сердито посмотрел на Тони. – Это может быть обман, фокус. Ты совсем не знаешь её, но всё же доверяешь настолько, что готов идти за ней?