Король в белом: исповедь мефедронового наркомана
Шрифт:
Он сказал мне, что можно было нюхать и больше, не обязательно одну. Эффекта я никакого не чувствовал, а потому как только мы приехали в бар, я попросил у своего друга пакет с веществом.
Я злился, что на меня не подействовала одна дорога. Кроме того, я вспомнил, что Смит говорил, что можно больше одной дороги, но не говорил, сколько именно. Я насыпал пять больших дорог и снюхал их.
Из туалета я выбежал большими прыжками. Когда Смит сказал, что надо ехать в клуб, который находится в трёх минутах езды, я сказал, что мы туда даже не дойдём, а добежим.
Бармена
Когда мы подошли к клубу, то я понял, что у меня жутко сжимаются челюсти и стучат зубы. Я больно прикусил обе щеки.
«Господи, я же чудовищно обдолбанный, сейчас все это поймут»! – запереживал я.
Возле клуба стояла компания парней, и один из ребят попросил меня выбрать того, кому ему следует набить морду. Я обрадовался, потому что я понял, что я тут не самый отбитый и что я вряд ли буду замечен за своими грязными делишками.
– Смотри, наваляй-ка вот этому! – сказал я дебоширу, показывая рукой на самого здорового парня.
– Этому? Может, вот тому? – ответил дебошир, показывая на парня поменьше, при этом мне показалось, что в голосе дебошира звучат грустные нотки и что он хочет соскочить с им же предложенного дельца.
– Нет-нет, этому – я гнул своё.
– Ну что ж, хорошо, погнали! – с этими словами дебошир побежал к здоровяку и ударом в челюсть заставил того отшатнуться к стене.
Смит спросил меня, сколько я снюхал. Когда я ответил, что 5 дорог, он отшатнулся от меня и несколько секунд смотрел, выпучив глаза и подняв брови, а потом убежал в клуб.
Я ушёл ближе ко входу в клуб и докуривал уже 4 подряд сигарету, стараясь казаться нормальным и не привлекать внимания. При этом я зажигал новую сигарету, не успев докурить старую.
– Привет! Как дела? – сказала мне какая-то симпатичная девушка с розовым мелированием.
– У меня всё прекрасно! – ответил я.
– Да? А почему у тебя так стучат зубы и гуляют челюсти? – спросила она и я понял, что она хочет поиграть.
– А, да это холодно потому что, я легко одет – сказал я, не планируя сдаваться и решив валять дурака до конца.
– А почему ты трясёшь руками и не можешь прекратить двигаться?
– Так это чтобы согреться, понятно же!
– А почему у тебя такие большие зрачки? – в её голосе чувствовалось недовольство от того, что я всё отрицаю.
– Повышенное давление с детства, поэтому у меня всегда увеличенные зрачки.
– Ой, да ладно, понятно же, что ты обдолбанный!
– Да, мне такое часто говорят, но я не имею к этому никакого отношения.
Я зашёл в клуб, прекратив тем самым разговор, и взял себе пару коктейлей с виски. Голос в голове звал употреблять ещё и ещё, пока пакет не кончился.
Амфетамин нравился мне куда меньше мефедрона, он не давал мне эйфории и смелости, не затуманивал сознание, а давал только бодрость и дикую подвижность.
Когда мои друзья спросили пакет и услышали, что у нас больше ничего нет, то они удивились, потому что там было около полутора граммов. Мы решили взять то, что я любил побольше, чем амфетамин, и купили мы это с рук недалеко от дома,
У меня дома мы занюхали раз, а потом второй. Изображение перед глазами стало двоиться и троиться, перед глазами стал мелькать визуальный снег 9 .
Я видел, что ребят так же прёт, и стал усиленно нахваливать того парня, который организовал покупку. Пока мы ехали в покерный клуб, мне никак не сиделось на месте: я то пытался с заднего сиденья заглянуть в глаза таксисту, то порывался обнять сидевшего рядом приятеля, а потом стал рассказывать, как коммерс из Москвы догадался купить в селе во Владимирской области кокаин и его повязали, но мои приятели моего энтузиазма не поддерживали и старались меня утихомирить. Я надеюсь, что таксист ничего не понял. Кстати, мои приятели, видимо, решили не продолжать тусовку и вышли по дороге.
9
Диплопия – двоение в глазах; визуальный снег – это форма зрительной галлюцинации, которая характеризуется восприятием небольших мобильных точек, как правило, во всём поле зрения.
В покерном клубе к моменту моего приезда уже никто не играл. Там были лишь парень с его подружкой, одинокая девушка да наш приятель – организатор этого заведения.
Перед этой публикой мы со Смитом пламенно обсуждали творчество и биографию Джека Лондона, декламировали стихи Франсуа Вийона, а также обсуждали философию Эриха Фромма. Все собравшиеся с усмешкой переглядывались, потому что они прекрасно осознавали причину наших столь нетипичных для данного времени суток блеска в глазах, словоохотливости и красноречия. Кроме того, по взглядам наших слушателей было понятно, что они очень далеки от избранных нами тем и что мы мечем бисер впустую, но нас это совершенно не волновало.
Ближе к 6 утра мы с Смитом разъехались, решив, что нам надо лечь спать. Но, придя домой, мы стали обмениваться сообщениями в мессенджере, при этом мои пальцы бешено стучали по экрану. Я никогда в жизни не набирал текст так быстро! Мыслей было столько, что, казалось, голова сейчас разорвётся от их изобилия. Когда я понял, что при всей нашей скорости обмена сообщениями многие из моих мыслей остаются невысказанными, я позвонил Смиту и мы болтали по телефону три часа, и только ближе к 10 утра наши словесные потоки стали иссякать.
Мы закончили разговор и договорились поспать, но я не мог уснуть. Уснул я лишь после 15 часов, и понял я, что пора идти спать, лишь тогда, когда телефон, бывший у меня в руке, вдруг без какого-то с моей стороны намерения выскользнул у меня из рук и оказался на полу перед кроватью.
С тех пор я полюбил не просто употреблять наркотик, а нюхать его более крупными порциями, ловя передоз и от избытка гормонов счастья наблюдая идущую волнами рябь на картине окружающего мира и испытывая другие временные расстройства зрения.