Король в изгнании
Шрифт:
– Пойми, если нам повезет, наша нога даже не ступит на эту планету. Мы свяжемся по радио с пропавшими разведчиками, заберем их и улетим. Высаживаться мы будем только в том случае, если возникнут какие-то проблемы.
– Но Троян это, – настаивал он. – Это Троян. Это дом.
– Был дом! Никто не знает, что там произошло за последние двадцать лет. Возможно, там вообще все разрушено до основания. Знаменитые произведения искусства сожжены или похищены. Природа изуродована, земля изрыта окопами и бункерами.
Он отказался меня слушать. Из всех членов улья у
Неудивительно, что Зилипулл плохо говорил по-троянски и еще хуже по-английски. Он начал изучать человеческий язык слишком поздно – сестры не хотели «осложнять его умственное развитие чуждым влиянием». Когда они наконец поняли, что ему придется выучить английский, чтобы общаться со своими собратьями-мандазарами – остальные детеныши говорили именно на нем, – Уилла и Уолда стали учить Зилипулла использовать английские слова, сохраняя троянский синтаксис, чтобы не «разрушать связи в его мозгу», отвечающие за инопланетную грамматику. Впрочем, у меня возникло ощущение, что Зилипулл мог бы нормально говорить по-английски, если бы хотел, но поступает иначе исключительно из политических соображений. Он даже убедил других воинов изъясняться в той же манере, словно это был некий секретный код, доказывающий принадлежность к кругу своих.
Советница и рабочие явно недолюбливали Зилипулла за то упрямство, с которым он цеплялся за подобное коверканье слов и фраз. Самцы – даже если они крупные красные ракообразные – порой делают немало глупостей, думая, что таким образом произведут впечатление на девушек.
В этот день никто не занимался прополкой корнеплодов: когда скиммер Фестины опустился на дорогу, все мандазары, жившие в долине, сбежались на него посмотреть – разноцветная орда красных, коричневых и белых существ, и все они толпились и толкались, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Я вспомнил слова Сэм, наблюдавшей за мятежом с балкона дворца: «Словно аквариум в ресторане с морепродуктами – омары, сбившиеся в кучу».
Сейчас мне казалось, что сестра выразилась тогда чересчур жестоко, но в чем-то она была права. Мандазары действительно сбились в кучу, и это им нравилось. Они предпочитали всегда держаться вместе – спать в обнимку и толпиться в одном углу, вместо того чтобы равномерно распределиться по помещению, – и здесь, на дороге, они чуть ли не лезли друг другу на голову, пока скиммер садился на дорожное покрытие.
Люк открылся. Из него выпрыгнула Фестина и улыбнулась, увидев меня.
– Эдвард! Ты выглядишь намного лучше. Отлично. Просто отлично. – Она окинула меня взглядом с ног до головы. –
– А я не испугалась, – послышался голос изнутри скиммера. – Он просто переутомился.
Кресло Кайшо выплыло из люка и опустилось на дорогу. В ярком свете оранжевого солнца уже не казалось, будто ноги Кайшо светятся сами по себе – они просто были покрыты густым слоем мха, не таившего никакой угрозы.
– Ну что ж, – сказала Фестина, все еще рассматривая меня, – ты выглядишь просто превосходно для того, кто вчера умудрился отравиться. Ты готов лететь?
– Гм… – Я наклонился и прошептал: – Не против, если я возьму с собой кое-кого еще?
– Кого?
Я показал назад. Советница, Зилипулл и рабочие выстроились в ряд, чистые и сверкающие, за исключением Ниба, который до этого пытался нарисовать плакат «Счастливого пути» и его белые лапы были измазаны зеленой краской. Рабочий, что с него взять… Естественно, багаж тащил Зилипулл; большая часть пожитков улья висела на ремнях за его спиной, сложенная в деревянный ящик с надписью «Лук».
Фестина тяжело вздохнула.
– И сколько их будет?
– Пятеро.
Советница и остальные весело помахали нам – как усиками, так и лапками.
– Я же тебе говорила… – прошипела Кайшо подруге.
– Мне следовало догадаться, – ответила та. – Они нормальные?
– Проблем с ними не будет, – пообещал я.
– Я не об этом. – Фестина кивнула Кайшо. – Проверь их.
Кресло Кайшо скользнуло к пятерым мандазарам… и внезапно вся остальная толпа попятилась назад, освобождая пространство между собой и покрытыми мхом ногами женщины. Не знаю, дошли ли до них слухи о балроге, или они просто все одновременно решили, что им не нравится запах мха. Так или иначе, они прилагали все усилия к тому, чтобы держаться от него подальше; и, судя по выражениям их морд, Советница и остальные четверо тоже поджали бы хвосты, если бы не считали, что это может помешать им увидеть Троян.
– Что сейчас делает Кайшо? – шепотом спросил я у Фестины.
– Говорят, будто балрог может определить, является ли существо разумным – возможно, потенциальный убийца испускает некие психические волны, свидетельствующие о его неразумности. Слава богу, этот чертов мох – не лучший телепат, но иногда ему все же удается каким-то сверхъестественным образом проникнуть в чужой мозг.
«Нешуточное дело», – подумал я, вслух же произнес:
– Ты действительно считаешь, будто мандазары – опасные неразумные твари?
– Нет. – Фестина посмотрела на меня, словно извиняясь. – Но мы должны быть уверены, Эдвард, чтобы не разделить судьбу «Ивы».
– Значит, ты не доверяешь мандазарам, но доверяешь балрогу?
– В данном, конкретном случае я доверяю мнению балрога. Это не значит, что я доверяю ему вообще – этот моховой ублюдок вызывает у меня ужас. Но в нашем предстоящем полете на карту поставлена и жизнь самого балрога.
– Почему?
– Кайшо летит с нами на Троян. Если один из твоих мандазаров окажется неразумным и балрог солжет нам об этом, именно балрог погибнет, когда корабль пересечет границу. Мы же, люди, не пострадаем – Лига не станет обвинять нас в том, что нас ввело в заблуждение более высокоразвитое существо.