Король зимы
Шрифт:
— Какая-то разновидность угля, лорд. Кузнецы используют его при изготовлении стали.
— В самом деле? Как интересно! Тогда понятно, почему его не может потревожить кузнечик. Но к чему повторять очевидные вещи? Здесь что-то кроется. Надо будет спросить у отца Кельвина, когда у него появится настроение отвечать на вопросы, хотя, увы, это происходит нечасто. Теперь, молодой человек, я верю, что ты пришел спасти мое королевство, стремишься поскорей свершить это, но сначала тебе придется остаться у нас на ужин. Мои сыновья тоже тут, оба они воины! Я надеялся, что они посвятят свои жизни поэзии и науке, но нынешние времена требуют воинов,
— Можно?
— Да, — решительно сказал Бан. — Леанор проведет тебя в твою комнату, приготовит все для купания и даст одежду.
Он хлопнул в ладоши, и в дверь вошла первая арфистка. Вероятно, это и была Леанор.
Я находился во дворце, полном света и красоты, где все время звучала музыка, где со священным трепетом относились к поэзии, я был очарован его обитателями. Мне казалось, что эти люди — посланцы другого мира и явились из иного времени.
Вскоре я встретил Ланселота.
* * *
— Ты еще мальчишка, — сказал мне Ланселот.
— Это правда, лорд, — охотно согласился я, занятый омаром, пропитанным растопленным маслом. Не думаю, чтобы до или после мне приходилось пробовать нечто подобное.
— Артур оскорбляет нас, посылая мальчишку, — продолжал Ланселот.
— Это неправда, лорд, — сказал я, вытирая замасленные губы.
— Ты утверждаешь, что я лжец? — нахмурился Ланселот, наследный принц Беноика.
— Я утверждаю, лорд, что ты ошибаешься.
— Шестьдесят человек! — фыркнул он. — Это все, что Артур мог прислать?
— Да, лорд, — спокойно ответил я.
— Шестьдесят человек под предводительством мальчишки, — презрительно скривился Ланселот.
Он был всего лишь на год или два старше меня, но напускал на себя вид утомленного и умудренного жизнью взрослого человека. Высокий, хорошо сложенный, узколицый и темноглазый, принц был очень красив. Его неотразимая мужественность чем-то напоминала женственную притягательность Гвиневеры, но в остром взгляде Ланселота ощущалось что-то змеиное. В его густых черных кудрях, щедро намасленных, матово поблескивали золотые гребни, а тщательно расчесанные и аккуратно подстриженные борода и усы источали запах лаванды. Таких красавцев я еще не видел, и, что хуже, он знал, что необыкновенно хорош, и я проникся к нему неприязнью с первого взгляда. Мы встретились в пиршественном зале Бана. Здешняя роскошь поразила меня. Мраморные колонны, белые занавески, сквозь которые туманно просвечивало сверкающее море, гладкие, выбеленные известью стены, на которых были изображены боги, богини и сказочные животные. Вдоль стен стояли стражники и слуги. Зал был освещен мириадами маленьких бронзовых чаш, где плавали утопленные в жир фитили, а толстые, пчелиного воска свечи ярко пылали на длинных столах, покрытых белой материей. Я запятнал одну из них капающим с мяса маслом, пролил его и на непривычную тогу, надетую на меня по прихоти короля Бана.
Еда мне пришлась по вкусу, но собравшиеся за столом не нравились. Я бы, пожалуй, поговорил с отцом Кельвином, однако он хмурился, раздражаясь на одного из трех поэтов, сидящих рядом. Все они были членами устроенного Баном кружка fill. Меня посадили в конце стола неподалеку от Ланселота. Королева Элейна, сидевшая по правую руку от мужа, пыталась защитить поэтов от едких нападок
— Артур оскорбил нас, — продолжал напирать Ланселот.
— Мне жаль, что ты так думаешь, лорд, — ответил я.
— Ты хочешь поспорить, мальчишка? — встрепенулся он. Я посмотрел в его ясные, жесткие глаза.
— Мне кажется, неумно воинам спорить на пиру, лорд принц, — миролюбиво ответил я.
— Ты такой робкий мальчик! — ухмыльнулся он. Я вздохнул и тихо спросил:
— Ты и вправду желаешь затеять спор, лорд принц? — Мое терпение почти иссякло. — Если ты еще раз назовешь меня мальчишкой, я размозжу тебе череп, — пообещал я, изобразив на лице любезную улыбку.
— Мальчишка! — тут же откликнулся он.
Я внимательно посмотрел на него, не понимая, играет ли он в игру, о правилах которой я не догадываюсь, но если это даже и была игра, то смертельно опасная.
— Четвертая часть черного меча, — отчетливо произнес я.
— Что? — нахмурился принц. Он не знал заклинания Митры, а значит, не был моим братом. — Ты спятил? — спросил он и тут же усмехнулся. — Обезумел от страха, робкий мальчик?
Я ударил его. Не следовало бы проявлять свой норов, но гнев лишил меня разума и осторожности. Я угодил ему локтем в нос, рассек губу и опрокинул вместе со стулом. Он растянулся на полу и попытался ударить меня стулом, но не успел и размахнуться, как я отшвырнул стул ногой, рывком поднял принца, оттащил от стола и принялся бить головой о каменную колонну, упершись коленом ему в пах. Мать его закричала, а король Бан и его поэтические гости просто смотрели на меня, разинув рты. Первым опомнился стражник в белом плаще. Он приставил мне к горлу острие своего копья.
— Убери, — сквозь зубы прошипел я стражнику, — или ты — мертвец.
Он отдернул копье.
— Кто я, лорд принц? — спросил я Ланселота.
— Мальчишка! — выкрикнул он.
Я сжал его горло согнутой рукой, почти придушив. Он брыкался, вертелся, но высвободиться не мог.
— Кто я, лорд принц? — спросил я снова.
— Мальчишка, — прохрипел он.
На плечо мне легла чья-то рука. Я обернулся и увидел белокурого человека, моего ровесника, улыбавшегося мне. Он сидел на противоположном конце стола, и я решил, что это один из поэтов, но, вероятно, ошибся.
— У меня давно чесались руки сделать то, на что решился ты, — сказал молодой человек, — но если хочешь, чтобы мой брат перестал оскорблять тебя, придется его убить, и тогда во имя чести семьи мне придется убить тебя, а я бы этого не желал.
Я убрал руку с горла Ланселота. Несколько секунд он стоял, пытаясь продышаться, затем помотал головой, плюнул в меня и медленно пошел к столу. Из носа у него текла кровь, губы вспухли, а тщательно уложенные напомаженные волосы висели лохмами. Его брат, казалось, получил удовольствие от нашей драки.
— Я — Галахад, — сказал он, — и рад встрече с Дерфелем Кадарном.
Я поблагодарил его, заставил себя пересечь зал, подойти к стулу короля Бана и, несмотря на его нелюбовь к принятому при дворах королей изъявлению почтения, опустился на колени.
— За оскорбление твоего дома, лорд король, — сказал я, — винюсь, прошу прощения и готов нести наказание.
— Наказание? — поднял брови Бан. — Не говори глупостей. Это просто вино. Слишком много вина. Следует разбавлять вино водой, как это делали римляне, так, отец Кельвин?