Королева ангелов
Шрифт:
– Нет, мадам. Я пишу не для публикации.
– Да, конечно.
Подначивает меня. Как мило.
– Ваша история произвела впечатление. Мы все любили Эмануэля Голдсмита. Я была с ним хорошо знакома, когда мы были моложе, когда он писал пьесы. Вы знали его тогда?
– Нет, мадам. Я был говноработником. А с ним встретился тринадцать лет назад.
Мадам де Рош кивнула и покачала головой, нахмурившись.
– Пожалуйста. Мы оба помним дни, когда речь была культурной.
– Прошу прощения.
– ЗОИ уверены, что Голдсмит – убийца?
– Похоже, что так, – сказал Ричард.
Она приняла задумчивый вид, позволив рукам
– Было бы крайне любопытно – Эмануэль-убийца. Мне казалось, это всегда в нем присутствовало, но мысль представлялась безумной. Я никогда этого не говорила… до этой минуты. Вы были его приверженцем, не так ли? Восхищались некоторыми из его женщин?
– Я был льстецом, мадам. Восхищался его творениями.
– Значит, вы впечатлены.
– Удивлен.
– Но не опечалены? – полюбопытствовала она.
– Если он сделал это, то я на него чрезвычайно зол. Он предал всех некорректированных. Он был одним из наших великих. Нас будут преследовать до самой смерти, наши стили деградируют, работы – отвергнуты.
– Это плохо.
Ричард кивнул почти с надеждой, словно предвидя тяжелые испытания.
– Эта зои-трансформант, с которой вы познакомились… Не негроид, сказали вы, но черная.
– Отчасти восточные черты, мадам.
– Черная мстительница. Я хотела бы как-нибудь встретиться с этой женщиной… Элегантная, уравновешенная, я полагаю?
– Весьма.
– Из корректированных?
– Я бы сказал, да. В ней ощущался дух Комплексов.
– Было время, когда работа в полиции – то, что теперь делают защитники общественных интересов, – была низкооплачиваемой, низшего класса.
– Я помню, мадам.
– Вероятно, им нравится иметь дело с теневой стороной.
– Эмануэль жил в третьем крыле Первого Восточного Комплекса, мадам.
Она кивнула, припоминая.
– Меня не огорчит, если его поймают и осудят, – сказала она голосом легким, как пух. – Он никогда не был одним из нас. Некорректированный, конечно, но натуралам это не требуется. Никто из нас не натурал, дорогой. Мы просто некорректированные. Знак нашего пародийного протеста. О нет. Эмануэль позорит гораздо более высокую категорию, чем наша.
Мадам де Рош отпустила его, и он пал духом сразу, как вышел за дверь. Все в большей степени я никто, когда один. Одиночество – дурная компания.
Ричард прошагал ярд туда, ярд сюда по вспученному корнями бетону. Через пять минут после сигнала от его бипера другой небольшой округлый белый автобус прожужжал по эвкалиптовой аллее и раскрыл широкие двери.
– Место назначения? – спросил автобус приятно андрогинным голосом.
Люди. Место, где можно расслабиться.
Ричард указал адрес в Глендейле на Пасифик, на авеню, заканчивающейся в теневой зоне у Третьего Восточного Комплекса. Литературный салон, где можно взять домашнего пива, а самое главное, где он будет не один. Возможно, он снова сможет рассказать историю о максимальном эффекте максимального очищения. Черная мстительница. Поработай над этим.
– Один час, – сказал автобус.
– Так долго?
– Много вызовов. Пожалуйста, поднимитесь на борт.
Ричард сел и пристегнулся.
6
Моисей, волосы в божественном огне, божественная сажа на его устах, спустился с Хорива, где вкусил мерзкие листья неопалимой купины (все человеческое
Люди сами не знают, чего хотят и как этого добиться. Делают все, что им взбредет в голову. Начинают ненавидеть по любому поводу и отвергают любовь, потому что боятся дать кому-то преимущество. Переходят к насилию раньше, чем ангел успеет моргнуть, а затем называют учиненные ими убийства и разрушения доблестью, и хвастают ими и плачут, напившись. А женщины! Разве сталь не заслуживает лучшего?
– Дай мне великую задачу, Господь, подальше от этой шушеры.
Тут-то Бог и спустился и люто гневался на него, отчего земля окрест их шатра дрожала. Сепфора, дочь Иофора, спросила:
– Моисей, Моисей, что ты сделал сейчас?
– Думал недостойное, – сказал Моисей, надеясь, что этого довольно, чтобы умягчить Бога, но все вокруг сделалось кроваво-красным, а небо затянули кровавые облака. Моисей, пусть из углеродистой стали, испугался.
Сепфора нашла хитрый способ избавить от крайней плоти их несчастного сына, испачкав кровью сперва Моисея, а потом дверной косяк.
– Не трогай моего мужа! – закричала она. – Он хороший человек. Возьми моего сына, но не мужа!
Моисей укрылся за дочерью Иофора и ясно понял слабость своего народа.
Мэри Чой вернулась в замороженную квартиру в тринадцать после шестичасового отсутствия, едва успев принять уксусную ванну и поработать с документами. Она запросила для себя полную занятость только этим делом и была уверена, что запрос одобрят.
Некоторых из жертв, все еще оставшихся в этой гробнице, уже опознали, и это были золотые и платиновые имена: ученики, сыновья и дочери известных и влиятельных людей. В кабине, устроенной перед входной дверью, Мэри надела термокостюм, распорядилась сломать печать и ступила в глубокий холод.
Подвешенный к потолку измеритель радиоактивности заменил ольфакторный анализатор. Пылеанализатор размером с мышь пробирался через холодные жесткие усики когда-то живого ковра, выискивая чешуйки кожи и другие частицы, застрявшие в ковре. Они уже нашли следы всех жертв и самого Эмануэля Голдсмита, а также четырех других посетителей, побывавших здесь не более тридцати шести часов назад.
Мэри обследовала одно за другим скорбные замерзшие искромсанные молодые тела, произнося профессиональную формулу прощания.
Имена в порядке наступления смерти:
Августин Реттиг
Неона Уайт
Бетти-Энн Альбигони
Эрнли Джигер
Томас Финч
и трое неопознанных. Мать Реттига – генеральный менеджер Первого Северного Комплекса. Отец Уайта – владелец корпорации «Работники», крупнейшего агентства по трудоустройству на побережье Тихого океана, обеспечивающего предприятиям армию говноработников из примерно двадцати трех миллионов корректированных и натуралов – сливок отстоя. «Работники» подкатывали и к Мэри в ее дотрансформантской юности. Она их отвергла. «ЗОИ Западного рубежа» находила сотрудников через компанию «Расторопность», а Мэри даже в молодости знала, куда хочет попасть.