Королева Бедлама
Шрифт:
— А что вы на меня так смотрите? — спросила она, переставая перекладывать белье из корзины в корзину.
— Да просто так, — ответил он. — Просто подумал, как вы тут всех знаете и про всех тоже. Вы же здесь уже живете — сколько?
— В городе — двадцать восемь лет. И двенадцать лет в этом доме. И вполне горжусь каждым прожитым днем.
— С полным правом. — Он улыбнулся ей лучшей своей улыбкой. — Я бы лично точно не мог без вас обойтись.
— Еще как могли бы! В Нью-Йорке, кроме меня, три прачки, выбирайте любую. Только к Джейн Невилл не ходите, она слишком дорого берет. Я бы назвала это воровством. Даже грабежом среди бела дня, тем более что она когда мыло варит, жира
Мэтью оглянулся на дверь, проверяя, не входит ли кто-нибудь прямо сейчас.
— Общее впечатление, про Эндрю Кипперинга.
— А зачем?
— Я его видел вчера вечером в «Терновом кусте». Он был со своим партнером, Поллардом — вот это пятно от поллардовской кружки эля. Они там играли в кости за одним столом.
— Вы так и не сказали, зачем вам.
Лицо у вдовы было теперь полностью серьезным.
— Мне любопытно, — объяснил Мэтью, — почему адвокат Кипперинг не спит так поздно по ночам.
Больше он ничего не добавил.
Вдова Шервин наклонила голову набок, посмотрела на него пристально:
— Уж если вы решили спуститься в гущу простых людей, — сказала она, — то не стоит начинать с Кипперинга. Судя по тому, что я слышала, он может прежде времени затащить вас в могилу.
— Насколько я понимаю, он ведет активную жизнь?
— Пьянство, игра и бабы — может быть, не в другом порядке. Но это же всем известно?
— Тогда скажите мне что-нибудь, что известно не всем.
— Кипперинг не мой клиент. И Поллард тоже. Но Фитцджеральд приходит сюда регулярно. О нем я вам могу кое-что рассказать, если вам, интересно.
— Интересно.
— Фитцджеральд — серьезный молодой человек, у него жена и двое детей. Живет на Краун-стрит в простом доме. Если верить Фитцджеральду — а я верю, — он тянет почти всю работу. «Подчищает», как он однажды выразился, за обоими партнерами. И платят ему очень хорошо, но они с женой из пуритан, и потому не гоняются за роскошью — ну, если не считать моих услуг. Так что у меня вот какое впечатление: из этих трех джентльменов у Полларда — честолюбие, у Фитцджеральда — мозги, а Кипперинг старается загнать себя в могилу.
— Загнать себя в могилу? — переспросил Мэтью.
— Несомненно. Не от Фитцджеральда, но из надежных уст я слышала, что Кипперинг у Полли один из лучших клиентов. Вполне можно понять, но что-то тут есть очень безрадостное. Он приходит пьяный, спит с какой-нибудь шлюхой — иногда именно что просто спит — и уходит. Иногда остается на всю ночь. Снимает комнату в доме Мэри Беловэр напротив таверны Салли Алмонд. Комнатушка, койка со столом, как я слышала. Много раз Мэри приходилось помогать ему подняться по лестнице вечером — или уже под утро. Счета оплачивает аккуратно, но страшно много играет, и на этом когда-нибудь попадется. Жениться, семью заводить не хочет, хотя у Мэри дамы в очереди стоят с ним познакомиться — или стояли, пока он так не опустился: даже самая глупая красотка на пьяном жеребце кататься не поедет. Так что он напивается до бесчувствия, бросает деньги на ветер в игре и чуть ли не выжег свое имя на двери у Полли Блоссом. Разве не похоже на человека, который притворяется, будто веселится, а на самом деле очень торопится умереть?
— Больше всего это похоже, — сказал Мэтью, — на то, как жили бы три четверти нью-йоркских молодых людей, будь у них такая возможность.
Вдова Шервин насмешливо улыбнулась:
— Ему полагалось бы быть умнее других. Да и молод он не настолько.
— Интересно, — протянул Мэтью, но в глубине души слегка поежился. Он
— А вы теперь у меня в долгу, — сказала вдова.
— В долгу?
Он сам заметил, что прозвучало это как у двоечника перед учителем.
— А как же? Вы думали, все это я вам вывалила бесплатно? Ну нет. Вы передадите мое доброе слово Дьюку, а когда придете за своими рубашками, принесете мне что-нибудь интересненькое, чего я не знаю.
— Первое-то просто. Второе, боюсь, невозможно.
— Принимаю как комплимент, а как взятка — не пойдет. Принесите мне что-нибудь интересное. А теперь — брысь, котяра!
Мэтью вышел, пока его не заставили пообещать отдать своего первенца. Было ясное утро, на ярком небе — только намеки на облачные завитки. Ветерок нес ароматы сада и обработанной земли. И даже запахи гниющих бревен со старой голландской пристани и дохлая черепаха размером с тележное колесо не огорчили Мэтью сегодня утром, когда он на рассвете вручил трость Осли водам Ист-ривер. Сейчас он повернул направо, намереваясь по Квин-стрит выйти на Бродвей и на юг, в суетливый город. Там он собирался пойти в Сити-холл и выполнять работу клерка для магистрата Пауэрса в деле буяна Джорджа Нокса. Рука еще побаливала, но масло тысячелистника сотворило чудо, и пальцы, пожалуй, удержат перо.
Однако примерно через полквартала к западу он увидел на той стороне улицы белый кирпичный дом с темно-зеленой отделкой. Вокруг этого участка шел белый штакетный забор, на самом участке росли два больших дуба, дающих прохладную синеватую тень. А рядом с белой калиткой висела маленькая вывеска: «А. Вандерброкен, врач».
Мэтью замедлил шаг. Остановился, разглядывая дом, обсуждая сам с собой план действий. Согласно недавно заведенным часам, сейчас было почти восемь тридцать. Окончательные слушания перед вынесением приговора Джорджу Ноксу должны начаться ровно в девять. Он помнил слова магистрата Пауэрса насчет одолжить другого клерка, если Мэтью будет не в силах работать, но ему очень не хотелось оказаться не на месте, когда он нужен… а он вообще там еще нужен? Кажется, его можно легко заменить, а поскольку магистрат заявляет о своей отставке, количество дел — и без того небольшое — будет уменьшаться. Однако при всем при этом его занятием по-прежнему остается работа клерка — до тех пор, пока ему не начнет платить агентство «Герральд», а когда это будет, он понятия не имел. И сейчас, в отдалении, вся эта идея с агентством казалась ему фальшивой косточкой, сахарным леденцом, тающим на дневной жаре.
Да, но голод любопытства требовал пищи. На той стороне дороги — дом доктора Вандерброкена, а у Мэтью несколько свободных минут есть. Он перешел дорогу, подошел к калитке.
Идя от калитки по дорожке к входной двери, он уже собирался позвонить в медный дверной колокольчик, как вдруг услышал музыку. Кто-то выводил мелодию на скрипке, радостную и с легкой примесью меланхолии. Мэтью понял, что музыка доносится не из-за двери, а из-за дома. К заднему двору тоже вела дорожка, и Мэтью зашагал по ней под кроной большого дуба.
Вторая деревянная калитка, ему по грудь, перегородила дорогу в сад, брызжущий летним великолепием красных и лиловых цветов и высаженных орнаментом кустов. Скрипач 196 время от времени, кажется, фальшивил на той или другой ноте, но в общем очень умело играл на этом сложном инструменте. Мэтью заслушался, а музыка воспарила ввысь, потом упала до шепота, и снова стало слышно пение птиц на деревьях. Мэтью осторожно постучал в калитку:
— Добрый день! Буквально одну минуту!
— Кто там? — послышался голос доктора, явно недовольный, что его прервали.