Королева Бона. Дракон в гербе
Шрифт:
— Епископа хелмского…
— Станислава Гозия? — удивился маршал.
— Да. Он не благоволит к иноверцам, вот его и выбрали, чтобы не сердить ревностного католика Фердинанда. Ох! — вздохнула она. — Вы пускаете в ход слова, стараясь изобличить сожительницу короля. А он, по наущению Радзивилла, уже действовать готов. И свое поражение превратить в победу.
— Государыня, вы недооцениваете шляхетских глоток, — рассмеялся Кмита. — Они охрипли от крика, но стоит их смазать медом, и они опять орать горазды. Через несколько дней я устрою в Висниче славную попойку, и тогда поглядим, кто одержит верх на втором петроковском сейме — король или шляхта?
Бона
Бежать! Оградить себя от подобных оскорблений, от Радзивилловых интриг, бежать как можно дальше! В свои литовские поместья? Нет, там она не будет чувствовать себя полновластной государыней. Остается Мазовия… Она давно там не была, не знает толком с таким трудом полученных от мужа городов, селений, деревень. И прежде всего — Варшавы. Странно, что именно об этом городе на берегу Вислы она вспомнила сразу же, едва услышала о Фердинанде и его наемном войске. Надо спросить Паппакоду, что он знает о тамошнем замке, где столько лет жили мазовецкие князья. И сразу начать действовать. Тихо, незаметно для завистливых глаз. Август…
Как же он смешон, если не догадывается, что ей известен каждый его шаг, все переговоры и даже любой разговор… с глазу на глаз.
Несколько дней спустя Станьчик встретил на галерее выходивших от Боны Фрича Моджевского и Остою. Остановившись возле них, он сказал таинственным шепотом:
— Молодая королева еще далеко, а голова от новостей кругом идет.
— Новости столь важны или голова слаба? — пошутил Остоя.
— Шутить здесь подрядился я, а вы для того, чтобы игру вести, ловкую аль нет — это уж как придется. Первая новость такова: король у астролога побывал. Должно быть, никак не опомнится.
— Это не новость. А вторая?
— Может, вы и ее уже знаете? Дракон италийский ползает по вавельским стенам.
— Что ты хочешь этим сказать?.. — вмешался в разговор Фрич.
— Лучше спросите — зачем ему это? Кто его знает. Может, от жадности обезумел. Мало ему того, что живых людей пожирает, ковры и гобелены со стен срывать стал.
— Откуда тебе сие известно? —
— Не забывай, что с королевскими придворными говоришь, — добавил Фрич.
— Что хочу, то и говорю, — пробурчал шут, — потому что после смерти моего короля я сам себе хозяин. Ни его сыну, ни почтенной его супруге — не слуга.
— Ты слышал, что она уезжает? — спросил Остоя.
— Слышал, — кивнул головой Станьчик. — И скатертью ей дорога. Только пусть скатерка эта вся колючками устлана будет. Пусть едет что я дожил до той минуты, когда вавельскии дракон изгоняет из этих стен италийского, что я сей победы дождался…
Обе новости подтвердились. Уже второй раз король в сопровождении Лясоты входил в пустынный покой астролога. Над металлической пластиной, разделенной на равносторонние треугольники с изображенными на них знаками Зодиака, висела на нитке палочка из эбенового дерева. Астролог осторожно вращал ее, и она начинала выделывать над пластиной круги. Два круга… три. Наконец остановилась над знаком Водолея. Сигизмунд Август, как зачарованный, следил глазами за движением палочки.
— Все еще кружится… Вот, наконец-то. Остановилась.
— На знаке Водолея, господин.
— Что это значит?
— Многое, очень многое. Исполнение всех надежд и желаний, — спешил ответить астролог.
— Повтори еще раз — всех?
— Да, ваше величество!
— Слышишь, Лясота! Будет королевой и моей, и вашей! Будет счастливой, потому что sic УОШП аstrae!
Одного только не предсказали звезды. На другой день на половине вдовствующей королевы были приняты решения, говорящие о том, что ни одна из тайн короля не была скрыта от нее.
Бона вызвала к себе Паппакоду.
— Послан ли гонец упредить Изабеллу? Послан? Bene. А теперь слушайте со вниманием. Завтра с самого утра соберемся в путь. Тихо, никого не оповещая. Просто я вместе с дочерьми еду в Мазовию.
— А как же ковры, гобелены, купленные во Фландрии? — спросил Паппакода.
— Все, что мы привезли, со стен снять, увезем с собой. Погрузить на повозки все канделябры, кубки, серебряные блюда и всю мою казну.
— А что же оставить? — вмешалась в разговор Марина.
— Ничего.
— А колыбельку, что прислана из Бари?
— К чему? Пока нет никаких надежд! Никаких! Можете идти. А ты, — обратилась она к Паппакоде, — останься. Как же мне не хватает сейчас Алифио! Ты хотел быть бургграфом замка, а он им стал. Но в будущем, в Варшаве…
— Государыня, вы знаете, я предан вам душою и телом! — заверял Паппакода.
— Тогда проследи, чтобы после меня ничего здесь не осталось! И в покоях у принцесс тоже. Пусть он привезет Барбару в пустой дом.
— Но, государыня, если изволите выслушать… — сказал робко итальянец. — Зачем везти казну в Мазовию? Отправим золото к банкирам в Неаполь. Там надежнее будет.
— Правду говоришь! — вздохнула она. — Надежней, чем здесь, где, если хочешь добиться чего-то сделать по-своему, всех подкупить надо. Да и Август… Похоже, что он так же щедр и великодушен, как все Ягеллоны.
— Если бы не вы, государыня…
— Si. И подумать только, сколько податей, сколько пошлин я собрала… чтобы все этой девке досталось!
— Потому и советую я…
— Знаю, но не сейчас… Вдруг что-то изменится? Август отошлет Барбару обратно, как того требует шляхта? Я все еще хочу верить… Хотя следует поразмыслить, кому можно давать в долг с пользой для герцогства Бари. Не вздумай посылать в Игалию деньги без моего ведома.