Королева и ее слуги (Летописи святых земель - 1)
Шрифт:
Его лицо побелело, по светлым волосам, казалось, пробежал голубой сполох, гнев освещал суженные глаза. Таббет молчал. Он чувствовал себя так, словно на ристалище у него недозволенным приемом вышибли из рук меч. У него не было никаких доказательств своей правоты, кроме ее вежливого краткого письма.
– Но великой ей не стать никогда. Сейчас я вам покажу еще кое-что. Он быстро куда-то ушел, потом почти бегом вернулся, неся книгу. Книга была наскоро сшита из порезанного на листы пергаментного свитка.
– Вот, их всего несколько в Эманде. Эти письма писал ее собственный канцлер, которого она тоже казнила. Но она
– А!
– Таббет сообразил, о чем идет речь, и, будучи уже во хмелю, начал не совсем вежливо смеяться: - Я понял! Вы о "Письмах Цитадели"! Занятная книжка, ее повсюду переписывают, но никто в нее не верит, кроме чудаков-трубадуров. Один из них, самый чудной, кажется, даже провозгласил, что Беатрикс нельзя считать дамой. Этот маренец Ассунто Нокк, который ее сочинил, недурно владеет стилем, и голова у него светлая. Хотя за такую шутку он вполне может остаться без головы. Если только эту книжку сочинил Ассунто, а не его покровитель, великий герцог Лоттаре Орго, тоже вполне способный молодой человек, в особенности на такие шутки. Тогда никаких сложностей с сохранением головы на плечах ни у кого не будет...
Тут он замолк, потому что заметил в дверях человека. Это был начальник эскорта.
– Обернитесь, - тихо сказал Комес собеседнику. Тот повернул голову. Офицер стоял, прислонившись к косяку, должно быть, с самого начала разговора. На лице у него было написано полное равнодушие к происходящему. Медленно, словно боясь привлечь внимание готовой к прыжку рыси, хозяин отвернулся. Его губы подергивались. Раздосадованный Таббет на ломаном эмандском приказал офицеру убираться.
– Я надеюсь, ваш человек достаточно честен, чтобы не болтать о господских разговорах?
– спросил хозяин, не дожидаясь, пока офицер уйдет. Он пытался говорить насмешливым тоном, но в голосе его слышался неподдельный страх.
– Вообще-то он не мой человек. Это начальник эскорта, который выделила мне королева. Мне кажется, он честный солдат. И потом, я уверен, что он ни слова не понял - впечатления человека ученого он не производит, а мы говорили на Священной Речи. А книжку эту я советую вам сжечь. Если в других державах она - лишь занимательное чтение, то здесь, насколько я разобрался, потянет на столько смертных приговоров, сколько в ней страниц.
Он пожелал хозяину спокойной ночи и, поддерживаемый под локоть слугой, отправился в отведенные ему покои.
Сквозь стены и расписные потолки неслась свирепая, лающая брань, вскрики, рыдания. Несколько раз слышался лязг оружия, резкие команды.
Таббет уже долгое время лежал в оцепенении, прислушиваясь к шуму за стеной. Почему-то хотелось спрятаться в жаркий мех одеяла. Он обливался холодным потом.
И все же не выдержал, поднялся и накинул на сорочку теплое широкое одеяние. Любопытство пересилило страх. Примас бросился в неосвещенные галереи.
Скрипели под коврами длинные доски; возникали из темноты углы и повороты; иногда он останавливался в нерешительности. Крутой виток галереи вывел его в сумеречно-белую залу, которой он раньше не видел.
Из трех высоких окон лился серый утренний свет. Чадили факелы в руках у замерших вдоль стен черных солдат. В одном углу,
– ...Добром признайся, где она и кто тебе ее дал? Где эта книжонка, ну? Или тебе хочется на казенных одрах бесплатно к Ниссаглю прокатиться?
Таббет только хотел замолвить слово в оправдание хозяина, как с другого конца зала крикнули: "Господин Одан! Господин Одан!" Оттуда, поправляя плащ, шел рейтарский командир, и в руке он держал ту самую книжку.
– Вот она, похоже, господин Одан. Скейде нашел.
– А где сам Скейде?
– Там, с людьми. Другие бумаги смотрит. Он же у нас ученый, ему и свитки в руки. Даже Этарон понимает.
– Так, поглядим. Тут, кажется, дело темное, они эти книжки переписывают. Придется к Ниссаглю отправить. Пусть сам разбирается.
– Мы, что ли, не разберемся?
– Да разобрались бы, но ты же Ниссагля знаешь, он же все из глотки рвет... Славы хочет. Мы тоже, может, хотим.
– Одан перелистывал книжку, и заметно было, что под бархатной маской он хмурится и морщится. Повисла непрочная тишина. Только где-то в отдалении слышался тихий плач.
– Ой-ой-ой...
– Одан перешел на шепот, и Комес почти совсем перестал его понимать.
– Слышь-ка, Алун... Это мы Ниссаглю не дадим.
– Почему?
– Да тут такое написано... Вот что - хочешь на пару обделать это дельце? Даю руку на отсечение, что мы выслужимся.
– Каким образом?
– Таким. Здесь, прямо скажем, ужасные вещи написаны про королеву и ее слуг. Про Ниссагля, кстати, тоже. Ты берешь эту книжку, берешь прошение, которое я составлю от нас двоих, скачешь в Хаар и падаешь в ноги королеве. Она тебя примет. Это уж мне поверь. Отдай ей все это, расцелуй подол и скачи обратно. Я почти уверен, что тебе сразу дадут какие-то деньги. А все остальное пойдет потом. Я бы сам поехал с тобой, вдвоем проще, но никак, никак! Из-за этих чертовых, - он пнул арестованного, чертовых выблядков Этарет. Почему, черт побери, он до сих пор тут! Увести!
– Солдаты волоком утащили арестованного прочь. Рейтар и чиновник ушли обделывать свое дельце. Таббета тронули за плечо.
Это был начальник эскорта. Лицо его со вчерашнего дня изменилось, в нем проступило что-то хищное.
– Это вы, сударь, изволили донести?
– тихо спросил примас, быстро отступая назад.
– Я. Я же старший доводчик Тайной Канцелярии помимо службы.
– Офицер вытянул руку - на согнутом мизинце, словно третий глаз, тускло светился яшмовый щиток с врезанной песьей головой.
– И что теперь будет с этим человеком?
– Во-первых, он не человек. Во-вторых, ему, вероятно, отрубят голову, не знаю, здесь или в Хааре. Скорей всего в Хааре. Дело, как я понял, темное.