Королева и лекарь
Шрифт:
Кель не сомневался, что она еще даст о себе знать. И тогда он оставит роль Целителя. В каком бы облике она ни явилась, он встретит ее палачом – и не успокоится, пока не свершит правосудие.
Кель бродил до самых сумерек, а когда вернулся в гостиницу, голодный и недовольный, машинально замедлил шаги возле Сашиной комнаты. Он слышал, как она ходит за дверью, и уже думал постучаться, чтобы увидеть ее хоть на минуту, но вместо этого отправился к себе, в одиночестве съел ужин и повалился на кровать, не зная, как еще приблизить утро. Однако сон упорно
Саша стояла у окна, окутанная водопадом собственных волос. Занавеси были широко распахнуты навстречу лунному свету. Казалось, она чего-то ждет, хотя Кель не мог сказать, чего именно. Когда дверь захлопнулась, она вздрогнула, и Кель нахмурился.
– У тебя дверь нараспашку. Мы больше не в пустыне, Саша. Мы на берегах Инока, и здесь полно проходимцев, которые спят и видят, как бы тебя умыкнуть.
Саша не сводила взгляда с луны, но обернулась, стоило ему заговорить. Она быстро дышала, словно была напугана, и смотрела на него глазами такими огромными, что он подумал, будто уже опоздал, будто кто-то или что-то уже причинило ей вред.
– Саша?
Та глубоко вздохнула и без малейшего предупреждения стянула платье через голову, оставшись нагой в потоках лунного света: светлая кожа, тронутая розовой краской грудь, изящно вылепленные бедра и длинные ноги – совершенная мягкость, отданная на откуп ночи. Кель мог бы броситься ей навстречу – просто чтобы защитить от собственного взгляда, заслонить ее своим же телом, – но вместо этого отшатнулся обратно к двери. Опущенные руки Саши дернулись, будто она боролась с порывом прикрыть то, что так смело обнажила, и Кель понял, что она боится.
– Какого черта ты творишь? – простонал он одновременно в ужасе и оцепенении.
Он зная, что она творит. Он был далек от невинности и никогда не брезговал женским телом, но то, что происходило сейчас в этой комнате, было неправильно. Ее бледная кожа и огненные волосы почти лучились в темноте – священная жертва идолу, которого она сама сотворила, идолу, которого в действительности не существовало, – и Кель не находил никакого удовольствия в этой картине, хотя и признавал ее красоту.
– Я твоя, – просто сказала Саша. В ее голосе слышалась дрожь – крохотный намек на страдание, от которого у Келя ослабли ноги. – Я не дитя. Я была с мужчинами. Мина дважды приводила их ко мне. Она говорила, что это нужно для нашей безопасности. Теперь я принадлежу тебе. И лягу с тобой, если такова твоя воля.
Снаружи вскрикнула птица, и на них разом обрушился внешний мир со всеми его звуками. У Келя зашумело в ушах. Саша покорно начала опускаться на пол, и он предостерегающе вскинул руку.
– Не смей падать на колени! – прорычал он.
Саша застыла. Ее глаза, глубокие и печальные, напомнили ему
Кель бросился к ней, пригвоздив к месту взглядом, сгреб с пола одежду и настойчиво протянул Саше. Она не сделала даже попытки ее забрать, и Кель швырнул ей платье. То, ударившись о грудь, соскользнуло по Сашиному телу и снова расплылось по ковру. Кель невольно проследил за ним взглядом, но заставил себя не поднимать глаза выше ступней.
– Я знаю, зачем ты это делаешь, – сказал он, тщательно контролируя голос.
– Потому что это естественно? – предположила она – скорее вопрос, чем объяснение.
– Ты хочешь нас связать. Но если я с тобой лягу, это не привяжет меня к тебе. Это только сильнее привяжет тебя ко мне. Понимаешь?
Саша молчала, будто не понимала вовсе.
– Мужчины вроде меня… – Кель запнулся и решил начать сначала. – Мужчины не спят с женщинами… из любви. Они находят удовольствие в самом акте. Вот и все. Это женщины находят в нем что-то еще.
Кель снова подобрал платье, отыскал горловину и надел его на Сашину голову, стараясь по возможности отводить глаза. Платье повисло на ней мешком – Саша даже не попыталась просунуть руки в рукава, – но хотя бы прикрыло само тело. Кель машинально коснулся шеи в том месте, где она переходила в плечо, и Саша дернулась. Может, она и хотела ему угодить, но боялась его не меньше. Наконец она пришла в себя и, натянув платье как положено, принялась завязывать шнуровку на груди.
– Ты и твои люди ходили вчера к банщицам. – В Сашином голосе не слышалось осуждения, хотя она наверняка понимала, какого рода услуги оказываются в инокских банях. – Ты взял одну из них, а она взяла тебя. Почему ты не хочешь сделать то же со мной?
У Келя перехватило дыхание.
– Откуда ты знаешь?
– Когда ты ушел, я увидела это, будто оно уже случилось.
Кель почти ощутил, как затягивается холодный узел в животе.
– От тебя больше проблем, чем пользы, – прошептал он в ужасе от того, что она его видела – и, что еще хуже, в этом призналась.
– Мина говорила так же, – ответила она, сжавшись. – Прости, я не хотела тебя злить. Мои видения мне не подчиняются. – У Саши надломился голос, и он осознал, что ранил ее. – Я так… стараюсь… тебя понять.
– Если ты хочешь что-то понять, просто спроси. – Еще не закончив фразу, Кель подумал, что пожалеет об этих словах.
– И ты мне расскажешь?
В Сашином взгляде читалась такая тоска, что ему оставалось только кивнуть.
– Нам еще две недели трястись на одной лошади. Успеем наговориться.
Саша кивнула в ответ, и он склонил голову, подтверждая договор. Пора было убираться из этой комнаты. У него тряслись руки, в груди горело. Кель развернулся и уже направился к дверям, когда его настиг тихий оклик.